— Почему они не забирают мертвеца? — спросил я у Алины.

— Они боятся. Не понимают, отчего он умер, и потому опасаются подходить, — вдруг его смерть перескочит на них? Они верят, что смерть заразна, как проказа.

— Ну и отлично! Ты объясни им поподробнее, что мой саркофаг трогать нельзя. Иначе будет плохо. Страшная смерть, гнев богов, все дела. Хорошо?

Алина кивнула.

— А еще скажи, что я разрешаю забрать этого, — как его, — Эггон? Короче, пусть уберут его отсюда и зароют. Не надо, чтобы он тут валялся прямо у входа в модуль. Мне он тут не нужен.

Дикари долго пререкались, кто будет заниматься трупом, и все отказывались — громко, шумно, демонстративно, как цыгане на базаре. Не знаю, как завелась такая манера общения, но теперь все, и хуторяне в том числе, вели себя нарочито эмоционально, жестикулируя и крича. Даже для них бить себя в грудь, рвать волосы, выть, и даже исступленно кататься по земле стало нормой, причем по любому поводу.

В итоге мертвеца забрали и куда-то унесли. Я ушел в модуль и присел возле своей капсулы. Меня била дрожь. Нечасто вот так вот близко увидишь человека, погибшего насильственной смертью. А ведь, получается, что убил его я!

Не могу понять, почему так произошло. Напряжение на клеммах аппаратуры было не так уж и велико — Виктор сказал, порядка 200 вольт. Никого не должно было убить, хотя тряхнуть могло здорово. Меня не раз било током 220 в., неприятно, но не смертельно. Кто его знает, что же случилось….

До возвращения в капсулу я так и не сомкнул глаз. Длительное пребывание в стасисе позволило моему мозгу отдохнуть так основательно, что, пробудившись, я мог бодрствовать в течении двадцати суток без тени усталости. Тем лучше: ночью я мог отдаваться размышлениям и строить планы, днем — лихорадочно их претворять. Времени было мало, а сделать нужно многое!

Бывшие рабы сразу же накидали идей, что надо сделать в первую очередь.

— Костя, нужно первым делом снова одомашнить коров, — резонно и назидательно сообщила Мария Афанасьевна, — пока их совсем не выбили охотой и бескормицей! Срочно надо это сделать, пока там, в степи еще есть те, которые меня помнят!

— Можно разобрать большие куски металла, швеллеры и тракторные рамы. Раскалить хорошенько, и зубилом разрубить на куски, — предложил Сергей.

— Про гигиену им расскажи — продолжила старушка, — а то живут, как свиньи, в грязи. А самое главное — чтобы не били нас, и кормили по-человечески!

Асхенаб, после всего произошедшего, оказался весьма покладист. Хуторян выпустили из барака и поселили в одном из старых домов. Бежать им все равно было некуда, — цивилизованных поселений нигде больше нет, это нам давно уже стало ясно, а здесь, хотя бы, есть шанс не умереть с голоду. Отправившись в степи, нам удалось наловить несколько одичавших коров с телятами, а значит, на столах у людей вскоре появится молоко, масло и творог.

С дикарями пришлось очень много общаться по самым, казалось, элементарным вопросам. Я долго вдалбливал в их пустые головы, что хуторян им следует держать на равных с собой. И не надо разбазаривать металлы так, как они привыкли — новых может и не сыскаться. Не убивать и не избивать всех подряд. И, самое главное — мой модуль– табу!

— А если ты умрешь? — ехидно спросил Асхенаб, — Кто защитит его?

— Он под охраной богов, — объяснил я ему. — Боги бессмертны, они будут защищать его всегда!

Тем не менее, перед уходом в стасис мне, конечно, пришлось попросить Виктора вернуть все «как было». Он восстановил электроснабжение капсулы, а вот отключать обшивки отказался.

— Думаю, Костя, пока не стоит, — сказал он. — Этим уродам хоть кол на голове теши! Сегодня они боятся сюда подойти, а вот что им завтра придет в голову — никому не известно! Пусть обшивка пока остается под напряжением. Ты, главное, не забудь об этом! Держаться за обшивку и за землю одновременно нельзя, сам видел, что было…

С хуторянами я попытался наладить вопрос с исчислением времени. Хотелось бы, чтобы в следующий раз меня все-таки встретили, а для этого нужен календарь. Правда, очень скоро я понял, что измученным тяжелой жизнью людям — явно не до этого. Но Виктор все же обещал попытаться.

В последний день меня провожали и хуторяне, и дикари. Мне очень хотелось обнять соотечественников на прощанье — ведь через 20 лет уже немногие из них встретят меня, но при варварах мне нельзя было делать этого, чтобы не уронить свой «божественный» статус. Поднявшись на невысокую деревянную лесенку — Виктор сделал ее специально, чтобы мне не пришлось забираться в модуль прямо с земли, — я оглянулся на провожающих. Старенькая Мария Афанасьевна плакала и мелко крестила меня иссохшими пальцами. Её я уже не увижу. Алина, с трудом взобравшаяся на холм, поддерживала ее под руку. За ее подолом пряталась пара детей — мальчик лет пяти и совсем маленькая девочка. Виктор мрачно смотрел на меня, опираясь на палку, и, похоже, мысленно тоже прощался. Лишь жизнерадостный Сергей о чем-то болтал с дикарями на их отвратном языке.

Зайдя внутрь, я затащил с собою лесенку и нажал сенсор закрытия створки, и окружающий мир сжался до размеров моего модуля. На двадцать лет…

Глава 7

Ход 2

40 лет спустя.

Тяжелые мысли овладели мной, как только я пришёл в себя. Казалось, они законсервировались во мне на 20 лет, и теперь оттаивали, как лягушки в конце морозной зимы.

Ничего не получается. Замысел командора, приславшего мне эту капсулу, явно трещал по всем швам.

Он думал, что я смогу научить поколения чему-то полезному, сохраню знания цивилизации, возглавлю гордую поступь прогресса по девственно чистой Земле. А венцом моей первой миссии оказалось превращение высокотехнологичных электротехнических изделий в нашейные украшения для вождей дикарей. Вот если бы мы починили ветряк — вот это да! Пусть не на выработку электричества, но хотя бы муку молоть. А так — ерунда какая-то.

Не так я себе все это представлял, ох, не так!

Конечно, можно оправдываться тем, что это было всего лишь способом обретения статуса и формирования авторитета у носителей первобытного сознания, а в последующем я все же поведу их по правильному пути.

Увы. Нельзя просто так