Видя мое замешательство, Дашка правильно меня понимает.

- Ну нет так нет. Потом съездим. Твой завтрак на столике, я вернусь к вечеру. Не скучай!

Она уходит, а я снова откидываюсь на подушки и натягиваю на голову одеяло, собираясь еще немного поспать, чтобы время до возвращения подруги пролетело быстрее и для меня незаметнее. Потому что с ее уходом улетучилась и вся моя напускная храбрость и фальшивая независимость. Как только дверь за Дашкой закрылась, мне сразу снова невыносимо захотелось зареветь. Но предаться слезам мне не позволяет новый звонок на телефон виллы.

Хоть громкость аппарата убавлена до минимальной, в абсолютной тишине этот звук кажется громким и даже угрожающим. Я вздрагиваю, и мое сердце колотится как ненормальное. Инстинктивно мне хочется оказаться от телефона как можно дальше, поэтому, не сводя с него настороженного взгляда и почти не дыша, я непроизвольно отодвигаюсь к противоположному углу кровати. А, достигнув края, отворачиваюсь и спускаю ноги на пол.

Я не стану отвечать. Кто бы там ни был - Марсель или сотрудник отеля, или кто-то другой, - я не сниму трубку.

Сижу и тупо считаю звонки. После восьмого телефон замолкает.

Я с облегчением выдыхаю, но не двигаюсь, напуганная этим внезапным телефонным вторжением. Злюсь на себя за нелогичный приступ страха, и все равно продолжаю сидеть на месте и даже не смотреть в сторону тумбы с телефоном, будто от моего взгляда он снова станет звонит.

Пока через пару минут не раздается требовательный стук в дверь.

Сердце снова мгновенно разгоняется до немыслимых оборотов и едва не выскакивает из груди. Стук от его ускоренного биения в комнате стоит такой, что, мне кажется, его слышно даже тому, кто стоит за дверью. Кто бы это ни был.

Я чувствую себя странно незащищенной, как будто незваный гость снаружи может не только меня слышать, но и видеть. Поэтому, когда он снова стучит, я неожиданно для себя сползаю под кровать и замираю, распластавшись на полу. Я испытываю какой-то абсурдный, необъяснимый, нечеловеческий страх, панический ужас, словно совершила страшное преступление и боюсь быть пойманной с поличным. Дышу я тоже с перебоями. В сторону двери даже не смотрю, а из мыслей в голове лишь запоздалое сожаление, что не последовала совету Дашки и не потащилась с ней играть в теннис. Что угодно лучше, чем это позорное лежание под кроватью.

Испытываю все формы стыда за свои действия, но с места не двигаюсь. Даже когда нежеланный визитер уходит.

Только через несколько минут начинаю нормально дышать и, хоть корю себя за неадекватность и трусость, вылезать из своего укрытия не спешу. Потом все же беру себя в руки, перебираюсь на кровать и хватаюсь за забытого на долгое время Паланика. Чтение - самое негромкое занятие, которое никак не выдаст моего присутствия в бунгало.

Правда, закрадывается крамольная мысль спрятаться в ванной - читать можно и там, а без стеклянных стен я буду чувствовать себя в куда большей безопасности. Но мысль эту я отгоняю - еще не хватало поддаваться паранойе и навязчивым идеям.

Увлекшись чтением, обед я пропускаю, и ближе к вечеру просто умираю от голода. Пишу Дашке, она минут через десять отвечает, что партия затянулась, и им еще минимум три гейма играть, а борьба на равных, и как пойдет, предсказать трудно. Просит не ждать и ужинать без нее, она поест с итальянцами или закажет румсервис.

Подумываю тоже заказать еду в номер, но внезапно злюсь на себя за то, что из-за надуманного страха и так просидела весь день - уже третий за меньше чем две недели на архипелаге, - безвылазно на вилле, а я вовсе не для этого сюда ехала. Но и перспектива есть в ресторане в одиночестве меня не прельщает. Поэтому я прихожу к компромиссу и решаю прогуляться до пляжного бара за фруктами и соком - от тонны выпитого кофе уже неприятное послевкусие во рту.

В прохладном павильоне при бане я, подстегиваемая голодными глазами, набираю в бумажный пакет пластиковые коробочки с разными ягодами, завернутую в пленку подложку с кольцами почищенного ананаса, пакет обжаренных кешью и бутыль гранатового фреша. Подумав, прихватываю еще и коробку заварных пирожных. Если решим с Дашкой пропустить ужин, будет чем восполнить недобор калорий.

Возвращаюсь на виллу в приподнятом настроении, предвкушая, как усядусь сейчас на банкетке, веером разложу вокруг себя все купленное и буду поглощать под книжку. Но уже не Паланика, он слишком быстро и, как всегда, мозгодробительно закончился, а скачанный с литпортала триллер.

Но едва я ступаю на длинный деревянный помост, проложенный прямо над водой, как вижу бодро шагающего по нему Марселя. Я моментально вспыхиваю, температура тела резко подскакивает, а кожа покрывается противной липкой испариной, и платье предательски прилипает к спине. Я мысленно радуюсь тому, что принт ткани цветной, и мой конфуз не будет заметен, после чего резко разворачиваюсь и быстро иду в другую сторону.

По звукам шагов за спиной слышу, что он ускоряется, сама тоже невольно прибавляю шаг, но он все равно меня догоняет. Хватает за руку и разворачивает к себе.

“Надо было бежать”, думаю обреченно, машинально закрывая глаза, чтобы не смотреть на него.

- Что происходит? - спрашивает Марсель напряженно, и я понимаю, что он сдерживается, чтобы не повысить голос.

Понимаю так же, что детское заблуждение “не вижу, значит, этого нет” тут не сработает, и глаза все же открываю.

- Ничего, - произношу максимально холодно и отстраненно. - И отпусти, пожалуйста, мою руку.

Поразительно, но, несмотря на дрожь в теле, вызванную и страхом, и его близостью, у меня получается отыграть снежную королеву.

Кисть мою он отпускает, а я некстати думаю, что после этого стального захвата на коже наверняка проявятся синяки, будто это единственное, что меня сейчас волнует.

- Что происходит? - повторяет он уже спокойнее, но я вижу, что спокойствие дается ему нелегко. - Где ты была весь день?

- А где ты был вчера? - не сдержавшись, задаю встречный вопрос.

- Я был занят.

Произносит уверенно и открыто. Глаз не отводит, и во взгляде такая искренность и… прямота, что я едва не начинаю сомневаться в том, что видела. Но я действительно это видела. Сама. Не с чьих-то слов. Поэтому отметаю кольнувшую сердце надежду, что он невиновен. И говорю грубо и язвительно, сама не ожидая от себя, едва ли не выплевываю слова:

- И я даже знаю, с кем или, точнее, кем.

Он на миг замирает, в глазах мелькает что-то неуловимое. Что? Непонимание? Или страх разоблачения?

Но лишь на миг. В следующую секунду он скрещивает руки на груди и прищуривается.

- И кем же?

Поза вальяжная, взгляд холодный, колючий, даже будто пренебрежительный, это меня выводит, и я гневно выпаливаю:

- Ты был занят своей престарелой любовницей. Ты… жиголо!

Сорвавшееся с губ обзывательство своей грубостью и мерзостью обжигает даже меня. Нетрудно представить, каково Марселю услышать его в свой адрес. Да и представлять не нужно - я наблюдаю его реакцию, как он сжимает челюсти и стискивает руки в кулаки, возможно, борясь с желанием ударить меня, заставить взять мои слова назад. Но я не собираюсь этого делать. Со мной он тоже поступил паршиво.