Самурай всегда должен быть начеку, готовиться к встрече со смертью, перед которой он просто не имел права показаться с запыленными сандалиями, небрежно сделанным самурайским пучком или, не приведи Будда, с неначищенным оружием!

Среди провожающих Ала в замок самураев не было Ябу. Впрочем, это и не расходилось с текстом Клавелла, что радовало.

Ябу не было рядом. Зато Хиромацу, тот самый военачальник, которого Токугава Иэясу послал в Андзиро за Ябу и кормчими, восседал в своем дорогущем паланкине, прямой и грозный; коричневое дорогое кимоно с пятью знаками отличия Токугавы прекрасно гармонировало с черным блестящим поясом, из-за которого торчали рукояти мечей. Самураи, составляющие почетный эскорт военачальника, были одеты в алое, они несли знамена с гербом рода Токугавы.

У ворот Хиромацу передал начальнику стражи пропуск, после чего последовала череда церемониальных поклонов. Не смея вздохнуть, Ал разглядывал все это великолепие — мир, в котором он так мечтал оказаться.

Крепостная стена состояла из огромнейших темно-серых блоков, аккуратно вырезанных из камня, разрушить которые, наверное, не могло ни одно стенобитное орудие семнадцатого века. Развалили бомбы во время Второй мировой войны. Но только развалили. Почему-то Ал был уверен, что японцы не привозили на строительство новых каменных блоков, а выложили стены из тех, что остались после бомбежки, как дети возводят свои крепости из кубиков.

Стены в XXI веке выглядели точно так же, как те, на которые смотрел теперь Ал, без следов раствора, блоки держались на месте своим весом. Как тогда сказала экскурсовод? — пятьдесят тонн каждый. Однако…

Следующие ворота и новые проверки документов, новые поклоны, новые подозрительные взгляды.

Было удивительно, что такая шишка, как Хиромацу, которого в Осаке и тем более в замке должна была знать каждая собака, спокойно вручал свой пропуск, кланялся и отвечал на вопросы. На его месте Ал давно бы уже взорвался и наорал на неторопливых стражников, а то и потребовал бы вызвать начальника.

Новые ворота. Новая, еще более серьезная проверка. Начальник стражи дотошно разглядывал паланкин, стражу и особенно золотоволосого иностранца.

Для приема у Таранаги Ал решил воспользоваться имиджем короля Артура, которого играл три года назад. Поэтому он расчесал заплетенную ему после бани служанкой косичку, отчего сделался похожим на автопортрет Дюрера, с тем различием, что Ал не носил бородку. Золотые волосы рассыпались по его коричневому кимоно со знаками Таранаги венецианской прической. Они были ниже плеч и светились на солнце. Ал поздравил себя с этим эффектом. В конце концов, глупо косить под самурая, если родился с европейской внешностью.

Самураем нужно было родиться, и подделки тут не канали.

Что же касается такой экзотической черточки как кимоно, оби и сандалии, так они на самом деле подходили ему так, словно неведомые мастера создавали эти вещи по его личному заказу. Не хватало только оружия, которое носили все самураи. И без которого Ал выглядел, как какой-нибудь вшивый крестьянин или рыбак.

Но право носить оружие, равно как и остальные привилегии, следовало заслужить.

Поглядевшись в лакированный поднос, Ал остался доволен своим видом. Прислуживавшая ему девушка не могла оторвать взгляда от струящегося золота его волос и голубых глаз.

На самом деле она была здорово напугана внешностью Ала, но правила хорошего тона не позволяли ей поддаться собственным страхам и убежать, как бы это сделала на ее месте неотесанная крестьянка. Она была из самурайского рода, чьи уважаемые предки на протяжении уже семи поколений служили роду Хиромацу. Поэтому она подавила в себе неприличный страх и улыбалась Алу, расхваливая его странный вид и стараясь не замечать наводящие на нее ужас глаза Золотого Варвара.

Ал отвлекся на свои воспоминания и пропустил новую остановку и новые проверки документов. Они миновали, наконец, мост, дальше дорога поворачивала направо, именно так, как водили экскурсии. Проехали мимо хорошо укрепленных домов, предназначенных, должно быть, для самураев, с дополнительными оборонительными стенами, уступающими в высоте главной крепостной стене. Лестницы, дорожки, закрытые и открытые двери, очередной пост. По мере продвижения к сердцу замка контроль усиливался.

Поднялась опускная решетка, снова ров с водой и снова бесконечные посты, переходы — стены, стены, стены. Поражало обилие военных. Все в серых кимоно — целые отряды и отдельные подразделения. Тысячи тысяч с выбритыми лбами и сияющим серебром оружием.

Замок строился навечно. Чтобы его было невозможно покорить и разрушить. Казалось, что кто-то великий и неизмеримо могущественный вложил свою несгибаемую волю и свою живую душу в эти неприступные стены. Чтобы стоял он на зависть следующим поколениям, молчаливый, суровый, невероятный и прекрасный исполин, над всей невероятной и прекрасной Японией.

О том, что они достигли последних ворот, Ал догадался потому, что Хиромацу наконец выбрался из паланкина и, отпустив самураев, дал знак Алу следовать за ним. Двор, в который они прошли, охраняли самураи, одетые в коричневые кимоно Тара-наги или, как его там, Токугавы, следовательно, они достигли территории великого даймё, к которому направлялся Хиромацу.

Ал сразу же разглядел изящный садик и невольно залюбовался цветами, но Хиромацу показал ему знаками, что здесь не следует задерживаться. Они скинули обувь. Ал шел сразу же за Хиромацу, чувствуя исходящую от него силу и уверенность.

Мягкие татами под ногами были приятными на ощупь. Они шли по длинному коридору, где на встречу то и дело выходили самураи в коричневом. При виде великого военачальника они кланялись, многие затевали разговор с Хиромацу. Тот односложно отвечал, кланяясь.

Впереди была лестница, они на одном дыхании поднялись на несколько этажей и свернули в освещенный масляными лампами проход. Возле последней двери дежурили особо подготовленные стражи, все лично подобранные Хиромацу. Многие годы старик считался лучшим и наивернейшим телохранителем Таранаги или Токугавы. Он не любил отлучаться от своего господина, но, поскольку это все же иногда приходилось делать, предпочитал набирать всех офицеров охраны самостоятельно, вышкаливая их по своей собственной методике.

Все они были отпрысками благородных родов. Но одновременно с тем все они являлись непревзойденными мастерами, мечниками, лучниками и, естественно, шпионами.

При одном взгляде на этих воинов сердце старого Хиромацу наполнялось гордостью.

Командовал охраной пятый сын господина, Нага. Этот семнадцатилетний юноша единственный во всей охране вызывал подозрение и непроходящую головную боль старого Хиромацу. Вспыльчивый и скорый на расправу Нага предпочитал сначала рубить, а потом уже разбираться, кто прав, а кто виноват.

До сих пор молниеносная реакция Наги и упорное нежелание думать самому, а лишь подчиняться велению своего меча и своим инстинктам выручала