забегаловки «Жемчужинка» и секонд-хендом с выцветшей надписью над дверью: «Фирменная одежда из Западной Германии» – почти все называли его Искрой. Были и такие, которые никогда не говорили иначе, чем «наш пан Искра». Чувствовалось в этом уважение. А по паспорту, фактически его так и звали: Леон Бартломей Искра.

Якуб узнал об этом, когда в ту солнечную субботу вышел на площадку за магазином. Мужчина в зеленой куртке сидел возле входа на низком цементном парапете перед обклеенной плакатами витриной. О его икры терся, выгибая и вытягивая спину, черный кот. Он по-прежнему истошно, трагически вопил. Некоторое время Якуб колебался, но в конце концов присел рядом с мужчиной. Какое-то время оба молча наблюдали за котом. Наконец, мужчина протянул ему открытую пачку Мальборо. Когда Якуб отказался, тот тоже не стал курить, сунул пачку в карман, поднялся с парапета, поклонился и представился – Леон Бартломей Искра, крепко пожав руку. Когда он сел обратно, время от времени поглаживая Бегемота, начался разговор о природе кошек.

Слово «разговор» не вполне передает, что произошло на лавочке перед магазином, а произошло, собственно говоря, то, что Якуб стал свидетелем преображения. Поначалу этот человек показался Якубу сентиментальным, принимающим близко к сердцу судьбу животных, но, по сути, необразованным пьяницей из числа тех, что сидят на скамейке перед винным отделом, но язык Искры, слова, которые тот использовал, чуть ли не философские отступления, которые он ввертывал просто так, как бы случайно, мимоходом, полностью разрушили представления об этом человеке. Якуб помнит, как ему внезапно стало стыдно за то, что, судя о человеке, он поддался жалкому стереотипу. Он рефлексивно, машинально разделял мир на две неравноценные части: «пропитух» со скамеек перед винным отделом и на таких, как он сам, людей образованных, возвышенных, к чему-то стремящихся. Ничего о «бомжах» он не знал, кроме того, что не хотел стать одним из них. А теперь он сидел рядом с Искрой и узнавал, что «фаза БЫСТРОГО сна у кошек длиннее, чем у людей», что «кошки в древнем Египте были связаны с культом верховного бога Ра, а в отсталом европейском средневековье во время Великого Поста каждую среду их сжигали сотнями, потому что считали ведьмами, обернувшимися животными», «коэффициент энцефализации[11] у кошек вдвое выше, чем у собак».

Якуб помнит, что когда поинтересовался, чем измеряют этот замечательный коэффициент, Искра неожиданно спросил, как зовут его мать. Как будто это было самое важное в тот момент. А потом, не дожидаясь ответа, встал, взял кота на руки и ни к селу ни к городу сообщил, что у Понтия Пилата была мигрень, и он мечтал только о том, как бы поскорее оказаться дома. Потом пошло перечисление имен: он упомянул какого-то Иешуа и каких-то священников. В первый момент Якуб подумал, что падение и показавшийся поначалу нетяжелым удар головой о пол все-таки не остались без последствий: человек явно нес околесицу. Только через некоторое время понял, что стоящий перед ним Искра – с котом Бегемотом на руках – декламирует «Мастера и Маргариту» Булгакова! Якуб узнал этот роман! Когда-то в старших классах школы эту книгу ему подсунула мать. Наверное, он познакомился с ней слишком рано, потому что книга тогда не произвела на него особого впечатления. Он не понимал и не разделял восторга матери, которая постоянно перечитывала, и каждый раз делала это торжественно и благоговейно, будто читала Священное Писание. Больше всего ему запомнился странный, местами смешной сюрреализм. Ну хотя бы то, что одним из центральных персонажей был всемогущий сатана, Воланд, но главное, что в его свите был большой, говорящий черный кот, который ездил в трамвае по Москве. И звали того кота Бегемот. Вот, пожалуй, и все интересное, что он помнил.

Посмотрел на него, совершенно не зная, как реагировать. Смехом? Изумлением? Восхищением? То, что происходило здесь и сейчас, было еще более сюрреалистичным, чем булгаковский Воланд и кот, катающийся по Москве на трамвае. Тем более что как раз в тот момент, когда Искра декламировал фрагмент о трамвае, отрезавшем голову Берлиозу, на кольце прямо за супермаркетом с визгом затормозил трамвай!

Искра продолжал свой монолог. Тем временем на парапет подсаживались все новые и новые слушатели. Сначала молодая девушка с зелеными волосами, потом высокий, худой очкарик, который обнял коленями скейтборд и начал украдкой снимать Искру на мобильник, потом украинская кассирша, вышедшая на перекур, после нее пара стариков, несущих две большие сумки с покупками. Вскоре люди уже сидели тесным рядком и с любопытством и удивлением смотрели на сказителя с котом на руках. Сидели и слушали.

В какой-то момент из-за спины Искры показалась Надя, одетая в спортивный костюм, с волосами, стянутыми в конский хвост, и с мобильником в руке. Быстро миновала Искру – и вдруг остановилась как вкопанная. Стояла неподалеку. Спрятала телефон в карман и тоже стала слушать. Якуб взглянул на часы. С момента его выхода из дома прошло почти два часа. Он вскочил и подбежал к Наде.

– Я беспокоилась, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Ты оставил меня одну так надолго. Кто это? Что это с ним? Нищий? Впервые вижу, чтобы кто-то собирал милостыню под Булгакова. Клевый тип. Сильная вещь. Интересно, много насобирал?

– Ничего он не насобирал. Да и вообще это никакой не нищий! – воспротивился Якуб. – Упал человек, ударился головой об пол, потом у нас зашел разговор о кошках, а потом он перешел на чтение «Мастера и Маргариты».

– Чего он упал? Случилось что? И причем здесь кошки, Куба? Ведь у тебя нет ни кошки, ни кота. Что ты говоришь? Может, ты с ним принял что? – спросила она, схватив его за руку.

– Господи! Что ты напридумывала?! Ясно же, что нет! – воскликнул он.

Искра замолчал и повернул голову в их сторону. Бегемот вырвался из его объятий и побежал к мусорным ящикам рядом с секонд-хендом. Искра выглядел так, будто только что вышел из летаргического сна: удивленно оглядывал людей, сидевших на парапете. Закурил сигарету и медленным шагом последовал за котом.

И тогда из своего летаргического сна стали выходить все остальные: первой девушка с зелеными волосами. Она сорвалась с места и захлопала в ладоши, как сумасшедшая. К ней присоединился беззубый почтальон в кепке, сильно смахивающей на знаменитую ленинскую, затем подключился высокий мужчина в клетчатом плаще и фиолетовых сапогах, а парень, снимавший все на мобильник, начал стучать своим скейтбордом об асфальт. Затем присоединились и остальные. Через некоторое время вся площадка перед магазином гремела овацией. И чем громче она звучала, тем шире был