Шрифт:
Закладка:
– Ничего из этого не смотрела, – говорит Никто.
Даня смотрит на Никто. Никто поворачивается к нему.
– Ну что, фильм папы? – спрашивает Никто.
– Ага.
Даня и Никто некоторое время стоят и смотрят друг на друга. Даня подходит к Никто и целует ее в губы. Кладет руки ей на плечи, снимает лямки с плечей. Никто садится на кровать. Даня целует ее ноги, поднимаясь все выше. Никто смеется и берет Даню за волосы.
– Щекотно!
Спустя пятнадцать минут Даня и Никто вместе лежат в кровати. На тумбочке рядом очки Никто. Никто приподнимается с соседней подушки, смотрит Дане в глаза и поет:
– Колотушка тук-тук-тук, спит животное паук, спит корова, муха спит, над землей луна висит.
Даня улыбается Никто и гладит ее волосы.
– Над землей большая плошка опрокинутой воды, спит растение картошка…
Даня приподнимается с подушки и целует ее в губы.
– …засыпай скорей и ты, – шепчет Никто.
Сцена 19
Мама и Оксана приходят в частную школу, где учится Лея. Стены выкрашены яркими красками, повсюду развешаны детские рисунки, стоит симпатичная разноцветная мебель, на стеллажах лежат книжки.
– А почему детишки обычную школу ходят, а я такую? Это глупая потому что я?
– Нет, здесь и очень умные дети учатся. Просто они не такие, как все, – говорит мама. – И ты тоже с особенностями, Оксаночка. Поэтому мы с папой решили, что тебе будет лучше в особенной школе.
К маме и Оксане выходит молодая учительница в очках.
– Оксаночка, присоединяйся к нам!
Оксана проходит на урок английского языка. Учительница пишет маркером на доске: «How are you?», «What’s your name?», «How old are you?», потом рассаживает детей по двум группам. Дети по очереди задают друг другу вопросы. Преподавательница в очках ходит между двумя группами, слушает их.
– Привет! – говорит Оксане мальчик из ее группы. – What’s your name?
Оксана смотрит на него, издает неприятные звуки. Мальчик ждет ответа, но Оксана молчит.
– How are you? – спрашивает мальчик у другой девочки.
– Хаваю, – повторяет Оксана и смеется. – Хавай сам свое говно!
Учительница в очках подходит к Оксане.
– Оксана, тут нельзя говорить грубые слова, – говорит учительница.
– Ой-ой-ой, ты умная такая что ли очки потому что? – говорит Оксана.
– Оксана, если ты будешь так разговаривать, то мы не дадим тебе сок на перемене.
– Мне сок дай сейчас! Чтобы я пила. Сок давай! А агицкий этот говняный мне не нужен.
Оксана наблюдает, как общаются другие ученики.
– My name is Alexander, – говорит кто-то.
– Буэ-буэ-буэ, – бормочет Оксана. – Скучно тут! Побежала я маме. Домой пойду.
Оксана выбегает из класса. Мама сидит в коридоре, Оксана бросается ей на шею.
– Там все знают, мама! – кричит Оксана. – Агицкий там! Не хочу туда!
Лея идет по коридору школы, болтает с одноклассником в синих шароварах. Видит Оксану с мамой.
– О, Леечка, привет! – говорит мама.
– А, Лейка и совок! Тупая ваша школа! – кричит Оксана. – Не хочу тут ничего хавать!
Парень в синих шароварах с любопытством смотрит на Оксану. Лея отворачивается и быстро проходит мимо.
Сцена 20
На вгиковских драматургических курсах Даня, сидя перед преподавательницей Людмилой Ивановной и сокурсниками, читает свой сценарий:
– «Парень в синих шароварах с любопытством смотрит на Оксану. Лея отворачивается…»
– Вы закончили? – спрашивает преподавательница.
– Пока нет. «…И быстро проходит мимо».
Преподавательница смотрит на Даню с унынием.
Даня закрывает файл со сценарием в ноутбуке, осматривает класс, ожидая реакции.
– Вы закончили? – спрашивает преподавательница.
– Да.
– Вы ведь сын Толи Бережнёва? Да, Толя… – мечтательно говорит она. – Помню, как он у меня учился. За ним все девушки бегали, да и я, хоть я уже не девушка была, признаться… Впрочем, что это я, забылась. И ведь его отец тоже был режиссером, большим, несбывшимся. Жаль, что ему в советское время не удалось реализовать свои идеи, зато у Толи многое получилось – и на том спасибо… «Твари» – этот фильм, который снял Толя, – он мрачный, конечно, но он о нас, о России, о нашей жизни… Это будничная трагедия нашей жизни, даже в каком-то широком смысле глубинная правда о ней. Кто из вас смотрел «Тварей»?
Ни один человек не отзывается.
– Добавьте в свой списочек. Это трудное кино, но нужно себе представлять, что бывает и такое, да… Я спрошу на собеседовании. Мой внук Руслан, когда он впервые посмотрел этот фильм, замахал руками: «Я всегда буду против такого кино, что за жуть!» А потом подрос, повзрослел, пересмотрел «Тварей» и заплакал. «Это шедевр. Это суть кино. Суть нашего мира».
Людмила Ивановна улыбается.
– Мы с вами посмотрим первую картину Руслана. Под названием то ли «Жизнь», то ли «Родина», сейчас узнаем. Руслану всего за четыре часа удалось передать дух эпохи девяностых. Посмотрите на этих людей на экране и задумайтесь. Ведь ни деньги, ни наркотики, ни… – Людмила Ивановна делает паузу. – Давайте попытаемся понять, чем хорош этот сюжет и есть ли он вообще, для меня это пока тоже вопрос, хотя я и смотрела этот фильм…
Людмила Ивановна наводит пульт на экран и жмет кнопку. Не включается.
– А что с моим сценарием? – вставляет Даня.
– А, с этим вашим… Где герой? Героя нет. И все так обрывисто, сумбурно. А главное, нет души. Я не вижу стержня вашей истории. Пока это проигрышная работа. К тому же я всегда вам говорю: не пишите гадости в сценарии, иначе они и в реальности произойдут. Это мой опыт, дети, – улыбается Людмила Ивановна. – А что за шум? Опять храп?
Кеша, сокурсник Дани, лежит на парте на заднем ряду и громко храпит. Сосед пинает его ногой. Кеша просыпается и скучающе смотрит на экран.
– Что смотрим? – спрашивает Кеша. – Золотой фонд, – отвечает его сосед.
Сцена 21
Даня и его сокурсник Кеша в пальто оверсайз идут от ВГИКа к станции метро Ботанический сад.
– А ты готовишься к поступлению вообще? – спрашивает Кеша.
– Да.
– Пишешь?
– Да.
– Покажи.
– Уже показывал.
– Ну еще раз покажи, – говорит Кеша. – Я уже не помню. Я тоже пишу. Фэнтези, как у Толкина. Слышал о таком?
– Слышал.
– С его книгами ты отправляешься в удивительные путешествия, не выходя из дома. Надеюсь, и с моими фильмами так будет. Но мне тоже надо готовиться к поступлению, – Кеша морщится. – Надо что-то еще смотреть, да? Есть какой-то список фильмов?
– Ага. Там много классных вещей. Бергман, например.
– Кто это? – спрашивает Кеша.
– Бергман. Режиссер Ингмар Бергман.
– Не слышал о таком. Бергман.
– Посмотри, мне у него «Фанни и Александр» очень нравится.
– Не слышал о таком. А зачем ты смотришь все это? У тебя же папа режиссер, вдобавок он еще и в приемной комиссии состоит. Напиши ему – и поступишь.
– Я хочу сам поступить. Другие же поступают.
Кеша смотрит на Даню как на идиота.
– И до старости так будешь? Ты который раз поступаешь?
– Третий.
– Ну поступай, раз тебе так нравится сам процесс.
– Слушай, ну поступили же Тарковский, Шукшин, Шпаликов, Тодоровский, Муратова. У них не было папы в приемной комиссии, просто они талантливые люди.
Кеша фыркает.
– Талантливые? Я смотрел фильм Тарковского, заснул два раза.
– Ты вообще все время спишь, – говорит Даня.
– Короче, не знаю, что там было с Тарковским, но сейчас с таким подходом нельзя. В нынешнем кино тебя не ждут с распростертыми объятиями. Это бизнес, тут все решают деньги и связи. Сам же все видишь. Никому тут дела нет, что за сценарий ты написал. Если тебя не порекомендовали, никто не станет читать – даже если это «Фанни и Александр».
