— А что у меня с уровнем?

— Он просто чудовищный. У меня есть версия того, что вы такое…

— И оставьте её при себе, — отмахнулся я. — Раз уж болтаетесь в спиновой пене, как пустая бутылка.

— Я имею дерзость считать себя бутылкой с посланием. Хотя всё, что я могу, это транслировать сигналы общего характера, надеясь на случайный триггер, — он показал на телевизор, который продолжает вещать:

— …основываясь на спинах водорода и фосфора, Ху и Ву построили первую модель квантового сознания. Согласно введённым ими постулатам, в мозгу имеются пиксели сознания, в них осуществляется квантовая запутанность спинов водорода и фосфора…

— И что это за послание?

Мужчина сказал, я даже успел удивиться, но тут вернулась с бумагами уложившая мужа Мадам Пирожок, я отвлёкся на неё и забыл.

***

— Чел, мне хреново, чел! — стонет панк. — Дай мне спокойно сдохнуть, чел!

— Встал. Умылся. Взял телегу. Пошёл на склад.

— Чел, ну зачем ты так, чел?

— У меня не очень много терпения, и оно вот-вот закончится.

— И что? Ты сдашь меня в тюрягу?

— Нет. Но тебе не понравится.

— Блин, чел, — сказал он с мукой в голосе, садясь на кровати. — Что вчера было-то?

— Ты нажрался говённой косорыловки.

— Не, это понятно, чел. Не в первый раз, чел. Я почти всё помню, но когда ты за мной пришёл… Знаешь, мне показалось…

— Показалось, — ответил я твёрдо. — А теперь, как сказано в Библии, «встань и иди».

— Блин, как же меня таращит, чел! Может, твоя худющая злючка сегодня сходит сама? Рили сдохну же, чел!

— Не сдохнешь, — я безжалостно вытащил его из комнаты и направил в ванную, — а у неё сегодня первое сентября. Торжественное мероприятие, на которое я из-за тебя, дурака, уже опаздываю.

— Чел, может, пивца, чел? — заныл панк из-за двери. — Для поправки онли!

— Нет. Вчера со стакана пива началось твоё падение. И учти, у меня записан весь алкоголь в заказе. Если бутылки не хватит или какая-то окажется вскрыта…

— Блин, чел, я понял, чел. Ты рили жестокий чел…

— Это ты плохо меня знаешь, — согласился я, — на самом деле всё ещё хуже.

***

На большом школьном дворе люди расположены разновозрастными группками. Я ожидал некоего «отделения агнцев от козлищ», то есть школьников от взрослых, но здесь коллектив разбит по принципу «ячеек общества». Двое-четверо подростков, двое-шестеро взрослых, представляющих поколения от молодых родителей до престарелых прабабок. Понимаю, почему Швабре тут неуютно, — она единственная стоит, набычившись, в полном одиночестве, и вокруг неё такая пустота, как будто это заразно.

— Я уже думала, ты не придёшь, босс.

— Тебе идёт платьице.

— Не издевайся. Я из него выросла на два размера. Хорошо хоть груди нет, а то меня арестовали бы за непристойное поведение.

— Ты неплохо заработала за август, могла бы купить новое.

— Я не для того мою сортиры, чтобы тратиться на тряпки для школы. На мне что угодно смотрится как на пугале. Почему в школу нельзя ходить в джинсах и рубашке, как везде?

— Почему?

— Не знаю. Дурь какая-то. О, ну, начинается…

— Что?

— Чёртова речь чёртова директора чёртова Завода. Мне кажется, его специально выпускают в первый день учебного года, чтобы мы сразу прочувствовали, каким говённым он будет.

— А у вас большой класс, — сказал я, оглядывая собравшихся.

Такое ощущение, что тут весь город.

— Угу, аж две смены. И обе такие, что с задней парты на доску надо было бы смотреть в бинокль, если бы там было что-то интересное.

— Надо полагать, ты на задней?

— Чёрта с два. Я на первой.

— Так любишь учиться?

— Ненавижу. Но на первой реже харкают в тетрадь и кидают жвачку в волосы, учительница же рядом.

— Я думал, такие методы ухаживания заканчиваются классу к третьему.

— Не у нас, босс. Большинство моих одноклассничков слишком тупые, чтобы взрослеть.

— Я смотрю, в каждой семье несколько детей? И все одного возраста?

— Да, я одна как дура с тупорылым братом двадцати трёх лет.

— А он где учился?

— А с чего ты взял, что он вообще учился? Не уверена, что он даже читать умеет.

На трибуну меж тем поднялся директор. В костюме и шляпе, даже с галстуком. Шляпы тут носят многие, но галстук, кажется, один на всю площадь.

— Кхм-кхм, — прокашлялся в микрофон он.

Люди разом замолкли. Воцарилась звенящая тишина.

— Мы собрались здесь, чтобы отметить важную дату. Начавшийся сегодня учебный год последний в жизни ваших — наших — детей.

Как по мне, прозвучало несколько двусмысленно, но публика внимает молча.

— Вскоре, я надеюсь, даже очень скоро, это здание опустеет, — он показал на школу за своей спиной, — зато наполнятся звуками молодых голосов цеха нашего Завода. Это очень своевременно, нам не хватает ваших ловких рук, ваших умных голов, вашего трудового энтузиазма.

— Хреназма, — буркнула тихо Швабра.

— Все мы одна семья! На Заводе работают ваши родители, работали ваши деды и прадеды. Завод — это мы, Завод — это наш город, традиции которого мы высоко чтим и постоянно поддерживаем. Новый, масштабный проект, который на нём реализуется сейчас, новые заказчики, новая продукция — это не пустые слова, а доказательство того, что мы по-прежнему востребованы и актуальны, что наши перспективы прекрасны, а прибыльность вне сомнений. Уже этой осенью зарплаты всем работникам будут подняты на четыре целых и три десятых процента! А минимальная стартовая зарплата, с которой начнёте трудовую карьеру все вы, будет скорректирована в сторону повышения на пять целых и две десятых процента!

Собравшиеся одобрительно зашумели.

— Начиная с завтрашнего дня, мы начнём организовывать для вас экскурсии на Завод, чтобы вы могли познакомиться со своим будущим местом работы, освоиться в цехах, проникнуться корпоративной культурой. Мы проведём для вас семинары и лекции, устроим небольшую, но познавательную трудовую практику, что даст вам возможность определиться с приоритетами и подать предварительные заявки по вакансиям, предоставленным