— А, понимаю! — сказала Полинька. — Вы все старое… Но предупреждаю вас, что я не приму никаких условий, если б даже дело шло о моей жизни!

— Я тоже предупреждаю, что один только знаю тайну, которая может переменить вашу участь, — сказал он. — Подумайте! Вы теперь привыкли к довольству, вам невозможно воротиться к прежней жизни, вы не вынесете! И куда пойдете вы? Ваши друзья вас отвергли; да и что они могут сделать?.. Но ваше счастье в ваших руках. Все зависит от вашего благоразумия… Мы здесь одни?..

И горбун огляделся:

— Я запру дверь…

— Замолчите! нет счастья во всем мире, которое я решилась бы купить такой ценой!

— К чему горячиться? — кротко возразил горбун. — Я прошу вас перестать ребячиться и хладнокровно взвесить обстоятельства.

Долго и много говорил горбун Полиньке о счастьи, которое ожидает ее, если упрочиться положение, в котором она теперь находится. Мрачными красками описывал вечную нужду и унижение, которые угрожают ей, если она своим упрямством вооружит его. Опять повторены были все обещания, все клятвы сделать ее счастливою, принести ей в жертву и состояние и жизнь, но красноречивые, страстные убеждения его не действовали. Полинька сильно качала головой и не хотела слушать его. Истощив бесполезно все свои убеждения, мольбы и слезы, горбун, наконец, пришел в бешенство.

— Гордый и безумный ребенок! — сказал он грозно. — Помни, что со мной нельзя шутить! Тысячу раз клялся я не щадить тебя больше, и если теперь, после всех оскорблений, которыми ты осыпала меня, я увлекся опять, пожалел тебя, снова унижался у ног твоих, — я дорого выкуплю мое унижение: и счастьем, и жизнью, и честью поплатишься ты за свои детские капризы! Ты вспомнишь мои слова, когда придешь к моим воротам, оборванная и голодная. Да, я велю прогнать, я не дам гроша за последнее тряпье твое, которое принесешь ты, чтоб достать кусок хлеба… хе! хе, хе! Много видал я таких примеров. Хе! хе, хе!

Горбун тихо и злобно хохотал, будто мрачное предсказание его уже сбылось и перед ним уже стояла с бедным узелком своим несчастная женщина, которую он казнил презрительным хохотом.

— В последний раз, — сказал он немного спокойнее, — спрашиваю, согласны ли вы?.. Если — да, я упрочу ваше счастье… Если нет…

— Не беспокойтесь! — насмешливо перебила негодующая Полинька. — Я знаю, кто мать моя. Сначала я думала, что образок, который висел у меня на груди, с того времени как я себя помню, пропал в ту самую ночь, как — помните? — вы умирали… но теперь я знаю, у кого он, и знаю…

— Вы думаете, что она? — спросил горбун, указывая на дверь.

— Да! видите, я тоже знаю вашу тайну!

Горбун покачал головой. Насмешливая и злая улыбка обезобразила его лицо.

— Да, да! я все знаю, все! — продолжала Полинька. — Вы думаете, что она напрасно заставляла меня сто раз повторять ей одну и ту же историю о моем детстве? А ее слезы, когда я говорила, сколько страдала в своей жизни? А образок? я все поняла… Он висел в моей комнате и пропал в ту ночь, как я поехала к вам… (Низкий обман! и вы еще думали, что я могу чувствовать к вам что-нибудь, кроме отвращения?) пропал, а она, я знаю, была в ту ночь в моей комнате: мне Анисья Федотовна, ваша же сообщница, сказывала. И как я приехала, она тотчас же стала меня расспрашивать… А потом я раз видела, как она рассматривала и целовала мой образок. Что все это значит? — с торжеством спрашивала Полинька.

Горбун презрительно засмеялся.

— Дитя! дитя! — сказал он. — Если на этом основываются ваши надежды, если из этого выходит ваше сопротивление, то, клянусь вам, — вы ошибаетесь!

— Увидим, — отвечала гордо Полинька. — Если я точно дитя, то мне еще нужней мать… и как ни клянитесь, вам не удастся отнять ее у меня!

Насмешливый и недоверчивый тон Полиньки довел горбуна до крайней степени бешенства. Он злобно топнул ногой, и огнем неумолимой, жестокой решимости сверкнули дикие глаза его.

— Прощайте! — сказал он. — Наше последнее свидание кончилось так же дурно, как все прежние. Не моя вина. Я все сделал, что мог! Но что ж делать, если вы верите своим пустым фантазиям больше, чем моим словам? Раскаетесь, но будет поздно!

Он ушел, скрежеща зубами.

До поздней ночи горбун оставался в комнате Бранчевской. Двери кругом были крепко заперты, и они говорили шепотом.

Глава VII

Полинька находит новую покровительницу

Утром, довольно рано, горничная позвала Полиньку к Бранчевской. Волнуемая ожиданием, Полинька нетвердыми шагами вошла в спальню. Ноги едва держали ее.

В спальне был полусвет. Бранчевская еще лежала в постели. Полинька приблизилась в ней, чтоб поцеловать, по обыкновению, ее руку, но Бранчевская поспешно закуталась в одеяло и пугливо сказала:

— Не надо, не надо!

Холодный пот выступил на бледном лице Полиньки; она пошатнулась и оперлась на стул. Итак, нет сомнения: горбун исполнил свои низкие угрозы!

— Вас обманули! — в волнении сказала Полинька. — Вам наговорили на меня; не верьте ему, он…

— Что такое? — протяжно, нахмурив брови, перебила ее Бранчевская, медленно приподымаясь.

Голос у Полиньки замер: по одному слову она узнала в Бранчевской прежнюю госпожу свою! Кровь застыла у ней в жилах; она отшатнулась и горько зарыдала.

— Что это?.. слезы! — тоскливо и с отвращением сказала Бранчевская. — Перестань, — прибавила она повелительно, — ради бога, перестань, я не могу их слышать.

Слезы стеснились у Полиньки в груди, она дико смотрела на Бранчевскую, которая, избегая ее взглядов, сказала смущенным голосом:

— Я очень довольна тобой… но я… я желаю, чтоб ты оставила мой дом.

Полинька с диким криком кинулась к кровати, упала к ногам Бранчевской и, целуя их, умоляющим голосом твердила:

— Он вас обманул, он способен меня лишить матери! защитите меня, я погибну, погибну!

Страшно было отчаяние бедной девушки, но Бранчевская с отвращением отталкивала ее от себя и плачущим голосом сказала:

— Боже! она уморит меня!

Полинька вздрогнула, медленно подняла голову и устремила свои большие, полные мольбы и муки глаза на Бранчевскую. Бранчевская быстро дернула за снурок колокольчика и холодно сказала:

— Я слаба, избавь меня от таких сцен. Я прошу… нет, я приказываю тебе оставить мой дом, и чем скорее, тем лучше! Вот тебе на первое время. — И она подала Полиньке пакет и прибавила: — Живи, как прежде жила!

Полинька сорвала печать, болезненно вскрикнула и бросила пакет.

— В нем есть деньги, возьми их, — поспешно сказала Бранчевская.

Полинька презрительно взглянула на пакет и с