Жизнь моих людей, моего народа. Там, откуда я - я неопределённо махнул рукой - сейчас решается... я даже не знаю, как назвать то что происходит. Для тебя это всё чуждо и непонятно, скорее всего.

- Там война, да? Дедушка рассказывал мне, что такое война. Это когда люди убивают друг друга.

- Убив сейчас десяток, может сотню, я спасу многие тысячи. Это я знаю точно.

- Но те, кого ты убил, их уже не вернуть! - она готова была заплакать.

- Ты предлагаешь мне бросить тех, кто верит мне, кто закрывал меня собой? Наверное, твой дед не совсем дружит с головой и честью, да и с собственной совестью.

Девушка задрожала, как от сильного холода.

- Ты ещё ничего не понял?

- Что я должен был понять?

- Это твой мир. Ты стремился сюда всё то время, сколько воевал.

Я пожал плечами.

- Мой мир... Мой мир, может, и не самый лучший, но он мой. И сейчас идёт война за него. Я должен быть там. А на это - я со вздохом окинул взглядом окрестные красоты - я сейчас просто не имею права...

Линия горизонта странно вздрогнула в неверном свете двух лун, размылась. Я сильно моргнул несколько раз, чтобы выдавленные слёзы смочили глаза, вернув им ясность. И всё равно горизонт как-то изменился, стал ближе, что ли.

Девушка обернулась, а когда снова посмотрела на меня, глаза её были полны ужаса. Она пыталась что-то сказать, но слова застряли. Я нахмурился. Происходило нечто, напрочь вываливающееся за рамки моего понимания. Далёкая линия гор стала полупрозрачной, сквозь неё проглянули несколько ярких звёзд. Пространство сворачивалось, как внутренности медленно затягиваемого кулька!

- Иди сюда! - рявкнул я, доставая нож и наклоняясь к утоптанной дорожной земле. - Быстрее!

Девушка медленно покачала головой, но ноги сами понесли её.

- Встань за спину! Из круга не выходи, что бы ни случилось!

Вот и пришло время укрепиться в вере... Ибо кто не укрепится, тем, как когда-то заметил псоглавий шаман, наступит полный и безоговорочный кирдык.

Остриё быстро, как будто ведомое вовсе и не моей рукой, вычертило на окружности руны, замкнувшие нас в кольцо. Голова не работала, я всё делал на автопилоте. Горизонт приближался, поглощая тусклой акварельной дымкой уже соседнюю долину. Стиснув зубы, я полоснул по запястью. Струйка крови щедро пролилась на руны, не впитываясь в землю. Через минуту в голове немного помутилось, в висках застучали молоточки.

- Ты убиваешь себя! - сдавленно выкрикнула из-за спины девушка.

- Не дождёшься... - сказал я, ощущая, что сознание куда-то отплывает. Но перед тем, как окончательно отрубиться, я увидел, как вокруг нас вспыхивает потрескивающий яркий кокон.

Перед глазами всё плыло и извивалось разноцветными узорами. Нос обонял изрядную вонь потной шерсти. Голова трещала, а правый глаз не открывался, залитый чем-то густым и уже почти засохшим. Я провёл по лицу рукой. Не зря меня меднолобым иногда называли - на лбу была мощная шишка. В сумеречном влажном свете просматривались деревья.

Так... Значит, всё это время я провалялся здесь, посреди Тропы, в объятьях трёхметрового шерстистого дядьки? А идиллическая деревенька в горах? От удара по лбу образовалась?

Я посмотрел на левое запястье. Оно было тщательно перевязано плотной чистой тканью. Не бинтом из медпакета. С трудом приподнявшись на руках, я сел. На моих ногах покоилась здоровенная башка лесного чудища с торчащим из левого уха мечом. Фляга на поясе уцелела. Я плеснул на ладонь холодного разведённого вина, кое-как обтёр полой кителя лицо.

Рядом послышалось всхлипывание. Голова поворачивалась с трудом, шея ныла как один большой зуб. Возле отлетевшего в сторону ранца сидела давешняя внучка старосты лубочной деревеньки. Ну да, кому же, как не ей было перевязать руку... Вполголоса матерясь, я высвободился. Голова монстра весила пуда полтора, наверное.

После приличной контузии мозги соображали отвратительно. Да и потеря доброго литра крови просто так не проходит. Я приложился к фляге, высосал половину, протянул девушке.

- Пей.

Она подняла голову. Испуг, ненависть, боль - всё смешалось в этом бешеном взгляде.

- Зачем ты это сделал?

- Что?

- Ты создал мой мир, создал меня. И уничтожил его. Зачем ты оставил жить меня, забрав с собой?!

Если бы у неё были силы вскочить и наброситься на меня, она бы наверняка так и сделала. Я невольно попятился, сел на поверженную тушу.

- Я что, бог, создавать и разрушать миры одним махом?

- Я не знаю, кто ты. Я могу только понимать, что произошло.

Вот и приехали... Отхлебнув ещё раз, я помассировал свободной рукой шею. Быстрые Тропы берут плату за проход. И никто не знает, как кому придётся заплатить. Странно, но я не чувствовал совершенно ничего. Никаких угрызений, никаких движений души. Возможно, это придёт потом, когда я буду в более живом виде. А сейчас сожалеть некогда - на Быстрых Тропах нельзя оставаться слишком долго. Почему, опять же не было сказано ни слова. Они сами выводят путника к его цели, и ему не стоит задерживаться сверх меры, вольно или невольно.

- Вставай. Нам нельзя здесь оставаться.

Я упёрся ногой в пивной котёл, служивший лохматому дядьке головой, вытащил меч, обтёр его об сшитый из нескольких неплохо выделанных шкур фартук. С виду ну чисто мясник с рынка. Подобрал браунинг, отряхнул его, сунул в кобуру.

Девушка продолжала сидеть возле ранца.

- Тебя как зовут?

Она молча дёрнула головой.

- Ну как хочешь.

Я взгромоздил на плечи ранец. Доспехи не поддались лапам чудища, хотя местами помялись. На ногах моей нечаянной спутницы были лёгкие домашние туфельки, на тонкой кожаной подошве. Не совсем подходящая для переходов обувь, но что имеем.

- Если ты останешься здесь, ты точно погибнешь. Или исчезнешь. Или тебя съедят. Во всяком случае, здесь не место, где можно рассиживаться, - я поставил её на ноги, бесцеремонно схватив за подмышки. - И в конце концов, если я тебя создал, как ты утверждаешь, то давай слушай уже.

Она слабо пошевелилась, оглядываясь на меня через плечо.

- Идём, - буркнул я, освобождая её. Девушка обречённо вздохнула и пошагала следом.

Через какое-то время, трудно было точно сказать, мы оказались на вымощенной гладким камнем площадке неподалёку от живописных развалин какого-то городка, похожего на средневековый европейский. Стоявшее почти в зените солнце безразлично смотрело на груды камней, толстых деревянных балок, тёмно-красной черепицы, мощёные булыжником улицы. Позади нас стояли два каменных столба, обозначавших