позади, то теперь их место было впереди, и они должны все больше выдвигаться по мере того, как мы переходили к маневренной войне. В создавшихся условиях приходилось принимать быстрые решения и при случае личным примером увлекать за собой части.

Наконец, маневренные бои, как в Румынии, Восточной Галиции и Италии, должны были упереться в новый фронт, который сразу нельзя было преодолеть. Тогда мы должны были перейти к обороне и принять глубокое расположение. Но момент для этого уловить было очень трудно, постоянно завязывались бесполезные бои.

Наши большие атаки ясно показали значение подвоза, и, само собой разумеется, что это заранее было нами подчеркнуто. Нужно было заблаговременно принять все меры, чтобы продвинуть за наступлением сеть железных и колесных дорог и телеграфных линий через систему позиций и добиться смычки их с соответственной сетью дорог и проводов на вновь занятой территории.

Обучение войск на всех театрах войны велось в соответствии с вышеразвитыми мыслями. В Румынию был послан особенно опытный генерал, который должен был подготовить расположенные там войска к требованиям войны на западе, чтобы, несмотря на позднее заключение мира, иметь возможность сейчас же использовать их для Французского фронта.

На западе были открыты курсы для высших начальников и офицеров генерального штаба, а также для младших начальников до отделенного включительно; деятельность последних имела огромное значение для успеха наступления. В войсках развилась деятельная жизнь. Подготовка начиналась с обучения рекрут и заканчивалась упражнениями в составе нескольких родов войск или на стрельбищах. Упражнения в огневом катке и в следовании за ним пехоты производились с боевой стрельбой. Как раньше, так и теперь, укрепление дисциплины являлось для всех начальников основанием нашей армии и всякого успеха; дисциплину приходилось расценивать тем выше, чем сильнее нами овладевало чувство, что родина оказывает плохое влияние на войска. Так же как и в мирное время, особенно большое значение придавалось одиночному обучению солдат; лишь изредка производились большие учения в составе нескольких родов войск.

Как в предыдущем году, армия готовилась к оборонительным боям, так теперь делались все усилия для подготовки ее к наступательному сражению. Отечество обязано инструкторской деятельности офицеров и продуманным наставлениям тем, что наши потери убитыми и ранеными, несмотря на свою абсолютную величину, в общем, были много меньше, чем у противника. По примерному подсчету, в Англии и во Франции было много больше 2 000 000 убитых. В России столько же[50]. Если предположить, что половина русских была убита на Германском фронте, что в действительности, конечно, слишком мало, то на 2 000 000 убитых немцев приходилось много больше 3 000 000 убитых врагов. В эти цифры я включил своих и врагов, убитых и на остальных фронтах. Таким образом, общая картина раскрывается в нашу пользу; подсчет будет нам еще благоприятнее, когда мы получим более точные и полные данные. Эти цифры поражают своей величиной. Но все же они являются свидетельством того, что мы стремились оказаться на высоте тяжелой ответственности, лежавшей на нас, перед нашими солдатами.

При подготовке к наступлению не следовало забывать и об обороне, так как надо было считаться с неприятельскими контрударами. Основные положения организации обороны остались прежними, было лишь обращено особое внимание на подготовку к отражению танков. Как при наступлении, так и при обороне для действия по танкам предназначались все огневые средства сопровождения пехоты. При обучении артиллерии, главным образом полевых пушечных батарей, а также легких минометов, решающее значение придавалось одиночной стрельбе пушки с прямой наводкой по танку. Снабжение тяжелых пулеметов соответствующими патронами было увеличено. Опыты уничтожения танков посредством сосредоточенных зарядов были расширены, все имевшиеся у нас данные о действиях против танков были сообщены войскам и изучено их заключение.

Позиции подверглись изучению с точки зрения возможности их атаки танками, были устроены западни и заграждения путей, во многих местах были заложены также мины и установлены противотанковые орудия. Естественно, что размах этих оборонительных предприятий ограничивался ничтожным размером имевшейся рабочей силы, а также более или менее скептическим отношением войск к опасности танковой атаки.

Военное министерство держало нас в курсе производства противотанкового оружия, на развитие которого оно обращало постоянное внимание.

Часто при посещении фронта и оживленном обмене мнениями с штабами армий я останавливался на тактике наступательного сражения и на ведении самой атаки. Я слышал много мнений «за» и «против» отдельных положений. Разговоры об «огневых катках» и о «передовом поле» до сих пор звенят у меня в ушах. В результате я должен был взять на себя решение, что являлось моим долгом. Практические начала были оценены войсками как правильные и охотно ими усвоены. Эти начала оставляли достаточно простора для личной инициативы.

Я присутствовал при различных упражнениях и беседовал со многими лицами с фронта. Войскам, очевидно, не легко давался переход к редким построениям. Ввиду этого являлось крайне необходимым растянуть время обучения и на значительную часть марта.

VIII

В течение января и февраля на Западном фронте дивизии, предназначенные для наступления, были сняты с позиций; их частью сменили дивизии, постепенно прибывавшие с востока. С этого момента они должны были всецело предаться обучению и снаряжению. Мы не были в состоянии немедленно снабдить все дивизии полностью снаряжением и лошадьми и на первое время должны были ограничиться снабжением тех дивизий, которые были назначены для наступления в первую очередь. Таким же образом мы поступили и с частями, не входившими в состав дивизий, например с полевой, армейской и тяжелой артиллерией, минометами и т. д. Лошадям ударных дивизий был увеличен паек.

Верховное командование сожалело, что в армии постепенно создались понятия «ударной» и «позиционной» дивизии. Оно пыталось их искоренить, не будучи в состоянии изменить создававшие это деление условия.

Постепенно мы сосредоточили для наступления все, что только казалось возможным; отдельные дивизии еще находились в пути с востока.

Мы надеялись с помощью тех сил, которые мы уже подвезли со всех сторон, иметь возможность начать наступление сильным фронтом на участке в 50 километров. При этом на каждый километр фронта предназначалось от 20 до 30 батарей, не считая минометов. При экономии на отдельных участках фронт наступления мог быть еще расширен. На всем Западном фронте мы имели на 20 или 30 дивизий больше, чем противник. На самом деле наше превосходство было не столь значительным, так как неприятель обладал перевесом в специальных родах оружия и в территориальных частях[51], которых мы