– Счастливо, Бравлин, – проезжая ворота, сказал венн.

– Лучезаровичи если поедут, мы их ужо помурыжим, – пообещал старшина. – А вынудят пропустить, уж как-нибудь не ту дорогу покажем…

Волкодав остановил Серка, посмотрел на большак, и сердце у него упало. Может, Бравлин и сумеет подзадержать погоню, но вот со следа сбить её не удастся. Вокруг лежал свежевыпавший снег. Внутри города, где на него отовсюду дышало теплом и месили ноги прохожих, почти всё успело растаять. Здесь, на воле, во все стороны простиралась ровная пушистая пелена. Вот по такому снегу и загоняют охотники дичь, поднятую из логова.

Волкодав оглянулся на ставший чужим город. Аптахар не сводил с него глаз, и глаза у старого воина подозрительно блестели. Авдика мрачно смотрел в землю.

– Лёгких дорог тебе, Аптахар, – попрощался Волкодав. – И тебе, Авдика.

Атталику он по-сегвански отсалютовал мечом, выдернув его из ножен и поднеся ко лбу рукоять. Юноша встрепенулся и торопливо ответил тем же.

– Ещё встретимся, венн! – сказал Авдика.

Волкодаву некогда было раздумывать, что именно вкладывал молодой сегван в эти слова. То ли доброе пожелание, то ли угрозу. Ворота начали закрываться.

Волкодав нимало не сомневался, что отыскивать дорогу к спасению предоставят ему. Но, как только сомкнулись половинки ворот, Эврих решительно тронул коня:

– Поехали! Я знаю куда.

Волкодав, у которого на такие вещи память срабатывала мгновенно, сразу спросил:

– Ты летом, кажется, говорил, будто знаешь верное место…

Молодой аррант уверенно кивнул.

– Да, это у Туманной Скалы. Если мы поспеем туда, нас уже никто не достанет.

В это очень хотелось поверить. Однако Эврих – с него станется – мог вывести их действительно к надёжному месту, а мог и к обыкновенной пещере, показавшейся ему надёжным укрытием.

– А что там? – подозрительно спросил венн, не торопясь пускать коня вскачь.

Эврих вздохнул, пожал плечами и просто ответил:

– Там Врата в мой мир.

– Как!.. Ты тоже?.. – задохнулся Тилорн, а Волкодав сейчас же припомнил слухи, ходившие о Туманной Скале. И мнение волхвов, обнаруживших там силу, определённо не злую, скорее – странную.

– Так, – сказал он. – Веди. – И, когда кони уже пошли рысью, спросил: – А почему ты думаешь, что нас там не достанут?

Эврих улыбнулся с гордостью посвящённого.

– Видишь ли, – объяснил он, подскакивая в седле в такт шагу коня, – Врата пропускают не всякого. Вещественным своим обликом они напоминают туманное облачко, и человек недостойный просто выйдет с другой стороны, даже не заметив, что там было что-то, кроме простого тумана. Достойный же переступит границу и проникнет в наш мир.

Волкодав хмуро осведомился:

– У вас там что, святые живут?

Эврих даже засмеялся:

– Нет, конечно! У нас всё бывает: и драки, и покражи, и несчастная любовь. Но вот если ты вознамеришься взять свою девушку силой или прикончить соперника… я хочу сказать, если ты будешь внутренне готов… однажды ты просто заблудишься в двух шагах от дома и покинешь наш мир, сам того не заметив. Окажешься здесь… – Эврих подумал и добавил: – Или ещё где похуже.

Волкодав вдруг обиделся за свою землю, которую Эврих готов был объявить чуть не выгребной ямой, пристанищем негодяев, отвергнутых его миром. То есть дерьма здесь, конечно, хватало. Но ведь и красоты, и добра!..

– …Ну да, арранты тоже, – увлечённо рассказывал между тем Эврих. – И сегваны, и кого только нет. Все племена! Наши учёные полагают, что в глубокой древности, когда люди меньше грешили, мир был единым. Потом Боги Небесной Горы разделили его, чтобы защитить праведных. Жрецы Богов-Близнецов, по-моему, подозревали, откуда я родом. Я, правда, не понимаю, зачем бы им нужна была тайна Врат? Они всё равно не смогли бы пройти. Никто не может быть уверен заранее, что пройдёт. Людям этого мира редко бывает свойственна безгреховная жизнь и чистота помыслов…

Выискался праведник, зло подумал Волкодав. И спросил:

– Самого-то тебя пустят обратно? Может, ты тут у нас такого набрался…

Молодой учёный запальчиво ответил:

– Есть люди гораздо лучше меня, варвар, но я по крайней мере не творил зла и крови не проливал!

После этих слов воцарилось неловкое молчание. Потом Зуйко, прижимавшийся к спине деда, сдавленно всхлипнул.

– Дедушка… Я тебя не слушался… – разобрал Волкодав.

Ниилит в отчаянии обернулась к венну, и он подумал, холодея, какие грехи могли быть у подобного существа?.. Потом вспомнил веру её народа. Ниилит допустила, чтобы мужчины увидели её наготу. Она одевалась в одежду мужчины. Она и теперь, ради бегства верхом, облачена была в шаровары…

Волкодав вдруг люто обозлился и на этот хренов праведный мир, и на Эвриха, и на Врата, неведомые стражи которых вот сейчас станут хладнокровно взвешивать, кому из беглецов спасаться, кому – погибать под мечами Лучезаровых молодцов. Три года назад, морозной зимой в северном Нарлаке, их с Матерью Кендарат не пустили в деревню переночевать. Как потом выяснилось, в деревне обитала секта поклонников Бога Огня. Эти люди самым похвальным образом желали быть чисты перед своим Богом. Ну а кто мог поручиться, что двое странников, среди ночи постучавшиеся в дверь, не вкушали в этот день рыбы?..

Вслух Волкодав, конечно, не сказал ничего. Он-то понимал, что Эврих, рассуждая о достойных и недостойных, говорил в первую очередь о нём, перебившем в своей жизни немало врагов. И не то чтобы кровь людей вроде Людоеда или Лучезара так уж тяготила его совесть. Просто было ясно как Божий день, что ему в добрый мир не стоило и соваться. Да. Попробуй он подойди ко Вратам, те, пожалуй, не пропустят и остальных. Чтоб впредь разбирали, с кем связываться.

Варох вдруг приосанился в седле. Седую бороду, которую Волкодав когда-то сулился ему оборвать, развевал ночной ветер. Он сказал:

– Вот что, грамотеи… Забирайте девку и мальца и дуйте в эту Хёггову нору, где она там. А я своё прожил.

При бедре у него висел сегванский боевой нож чуть не в три пяди длиной. Страшное оружие. Если хорошо владеешь таким, не надо и меча. Волкодав, правда, ни разу не видел, чтобы старик с ним упражнялся. Ну да мало ли чего он не видел. Он мысленно спросил себя, какие такие прегрешения могли быть у несчастного деда? А если что и водилось, неужто добрые дела ещё не искупили грехов?..

– Дедушка!.. – взвыл Зуйко и так вцепился в плащ Вароха, что отдирать пришлось бы с мясом.

Мыш, не любивший снега и холода, отсиживался у Волкодава за пазухой. Ощутив напряжение между людьми, он выскочил наружу и с неистовым криком заметался над головами.