Мы согреем, мы излечим от ран!

Не для смертных – в поднебесье полёт.

Пусть ещё среди людей поживёт!»

«Нет, мой друг, тому уже не бывать.

Вы отца его сгубили и мать,

Самого не выпускали из тьмы…

Хватит мучиться ему меж людьми.

Он довольно натерпелся от вас,

И никто не оглянулся, не спас.

Ни один не протянул ему рук…

Слишком поздно ты хватился, мой друг».

16. Последняя страница

Это было ощущение, пришедшее из далёкого детства и много лет служившее для него едва ли не окончательным воплощением счастья: тёплое меховое одеяло по обнажённому телу. Волкодав лежал на широкой лавке в доме Вароха, вдыхал мирные запахи выделанных кож и стряпни, вполуха слушал приглушённые голоса домочадцев, и открывать глаза ему совсем не хотелось. Жалеть было не о чем. Мечтать, в общем, тоже. Поэтому не очень хотелось и думать. Наверняка у него ещё оставались дела на этой земле, раз уж Боги с таким упорством выводили его живым изо всех передряг. Но об этом он тоже поразмыслит как-нибудь после. Пока он просто наслаждался покоем, как раненое животное, которое надеется выздороветь, если дадут отлежаться. А достанется умереть, оно и не заметит, что умерло. Просто впереди вдруг зашумит гостеприимная крона Вечного Древа, а в небе сделается возможно разглядеть Солнечную Колесницу. И наконец из густой травы навстречу поднимется Старый Зверь и затеет беседу, велит держать ответ за прожитую жизнь…

Ладонь, прикоснувшаяся ко лбу, вернула Волкодава к действительности. Его принесли в дом в таком состоянии, что он даже не смог воспротивиться, когда Ниилит принялась лечить его волшебством. Наука Тилорна, верно, пошла ей впрок. Сияние, исходившее от её рук, в этот раз заметили уже все. Тем не менее девушка страшно боялась, как бы у него не началась лихорадка, и без конца подходила потрогать лоб.

Это мешало заснуть, но Волкодав не возражал. До убийства Людоеда он запрещал себе даже думать о женщинах. Теперь у него была мечта, и он надеялся, что она когда-нибудь осуществится. Он открыл глаза и улыбнулся Ниилит. Она обрадованно спросила:

– Есть хочешь?

У неё дома признаком красоты считали дородство. Волкодав, и без того жилистый, вернулся с границ Велимора осунувшимся так, что жалко было смотреть.

– Если только с ложечки кормить не начнёшь, – проворчал он и потянул к себе штаны, чтобы надеть их под одеялом. Он вообще редко отказывался поесть, а уж пренебрегать стряпнёй Ниилит было бы совершенным грехом.

– Ты бы полежал, – сказала она.

Волкодав хмыкнул, окончательно стряхивая дрёму.

– Нашла больного. Ты лучше скажи, можете вы с Тилорном вылечить, если человек от раны ослеп? Один глаз ему выбили, второй потом воспалился…

В его правом плече покалывали, как будто зашивая что-то, горячие иголочки. Наверное, это срастались кости. В былые времена он о сломанных костях забывал уже через месяц.

– Там, на берегу, был один сольвенн, – сказала Ниилит. – Его вели под руки. Такой плечистый, красивый… светловолосый… Ты о нём?

Синие стеклянные бусы блестели у неё на груди.

– О нём, – кивнул Волкодав. – Поможете? Уж больно парень хороший.

С некоторых пор ему нравилось заводить с ней разговоры о лекарском деле и наблюдать, как на прекрасном лице проявлялось достоинство сосредоточения, а между бровями возникала складочка, говорившая о напряжённой работе ума. В такие мгновения она напоминала ему жрицу, беседующую с Божеством. Он видел подобное выражение у Матери Кендарат. Наверное, подумалось ему, две женщины, старая и юная, прекрасно поладили бы. И Тилорн…

Волкодав спустил ноги на пол и задумался, стоило ли обуваться. Босиком было холодновато: к вечеру выпал снег, снаружи зябко сквозило. Но попробуй потянуться за поршнями, и Ниилит бросится помогать. А наклоняться самому было больно.

Он выбрал меньшее из трёх зол и поднялся с лавки, решившись идти на кухню босиком. Он втихомолку надеялся, что там, при печке, будет теплее.

В это время снаружи в ворота грохнула кулаком тяжёлая и нетерпеливая мужская рука.

Щенок, успевший вырасти в толкового молодого пса, с лаем полетел через двор. Ниилит очнулась от мысленных поисков Декши, испуганно оглянулась на Волкодава и увидела у него в руке меч, вдетый в ножны.

Стукнула входная дверь дома: к воротам побежал Эврих. Было слышно, как он спрашивал, кого ещё нелёгкая принесла среди ночи. Волкодав вышел вслед за аррантом и встал в темноте у крыльца. В такой глухой час по гостям обычно не ходят. Разве только за повитухой для роженицы. С другой стороны, воры редко стучат кулаками в ворота. Пальцы венна привычно обняли рукоять. Случись что, первого, вскочившего во двор, он уж как-нибудь да уложит.

– Открывай, Эврих, свои! – долетел голос Авдики, и Волкодав исполнился самых чёрных подозрений. Эврих поднял брус и вытащил его из ушек, ворота раскрылись, и внутрь, ведя в поводу коней, вошли пять человек. Волкодав обратил внимание, что коней было больше. В маленьком дворике сразу стало не повернуться.

Потом венн увидел подле Авдики знакомцев: Аптахара с Атталиком. Другие двое были совсем чужими, но немедленной беды ждать, похоже, не приходилось.

– Чем обязаны, благородный сын кунса? – вежливо кланяясь, обратился Эврих к юному заложнику. Тот вместо ответа спросил:

– Где Волкодав?

– Я здесь, – негромко отозвался венн, появляясь из темноты. – Здравствуй, Атталик. И вы, прежние соратники.

– Милостью Храмна, – старательно глядя мимо Волкодава, пробормотал Авдика. Его отец только угрюмо кивнул. Он тоже смотрел в сторону.

Лошади пофыркивали, принюхиваясь в темноте. Из дому выпорхнул Мыш и полетел знакомиться. Атталик ткнул пальцем вслед пронёсшемуся зверьку:

– Здесь у нас кони… Забирай своих домашних, Волкодав, и уезжай из города прямо сейчас.

– А то что? – спросил Эврих.

– А то вам ещё до утра красного петуха пустят!.. – скаля зубы, прорычал Авдика. – Лучезаровы отроки сговорились!

– Это слышала девочка-чернавка, – сказал Атталик. – Я однажды прогнал Канаона, когда тот… Словом, она не стала бы меня обманывать. Их там порядочно, и они очень злы.

Никто в доме Вароха ещё не ложился спать. Старый мастер уже стоял в дверях, опираясь на плечо внучка. Тилорн стоял рядом. Он заметно окреп, волосы у него отросли и больше не выглядели неприлично короткими.

До всех постепенно доходило, что им предлагали бросить выстраданный, трудами и кровью заработанный домашний уют и бежать неизвестно куда. В ночь, в предзимнюю тьму. Унося с собой сколько руки захватят…

– На воротах сейчас Бравлин с ребятами, – по-прежнему не глядя в глаза Волкодаву, буркнул