его не знает, но даже и ничего о нем не слыхала; если же принять в соображение, что такое этот их город в сравнении с целым королевством, а королевство — с Европой, Европа — в сравнении со всем миром и сам мир, у которого должен быть предел, если сравнить его с едва видимой на небосводе дальней звездой в восемнадцать раз большей, чем наша, и если число этих звезд неисчислимо и каждая из них размерами подобна нашему Солнцу и тоже окружена планетами и все они обитаемы, то какова же пропорция нашего величия в сравнении с ними всеми и что такое тогда наша слава? Orbem terrarum victor Romanus habebat{1492}, как хвастался один из персонажей Петрония, весь мир подвластен Августу; и точно так же считалось и во времена Константина, когда Евсевий бахвалился тем, что император повелевает всем миром, universum mundum proeclare admodum administravit… et omnes orbis gentes Imperatori subjecti{1493} [он управлял всем миром с большой проницательностью, и все народы подчинялись императору]; точно так же провозгласили и Александра повелителем четырех монархий{1494} и пр., в то время как ни греки, ни римляне не обладали более чем пятнадцатой частью ныне известного мира и только лишь половиной того, который был в то время описан. Какими же Брагадоккио{1495} являемся в таком случае и они, и мы! Quam brevis hic de nobis sermo, как сказал он[1932], pudebit aucti nominis[1933], как недолговечна, как коротка наша земная слава! Каждая отдельная провинция, каждая небольшая местность или город, после того как мы закончили все свои свершения, породит столь же благородные души, столь же превосходные во всех отношениях примеры и столь же прославляемые имена, как и наши: Кэдуолледер в Уэльсе{1496}, Ролло{1497} в Нормандии, Робин Гуд и Малютка Джон{1498} столь же хорошо известны в Шервуде, как Цезарь — в Риме, Александр — в Греции или его Гефестион{1499}. Omnis aetas omnisque populus in exemplum et admirationem veniet[1934] [каждый век, каждый народ может представить примеры, вызывающие наше изумление], каждый город, каждая книга изобилует доблестными воинами, сенаторами, учеными, и хотя Брасид[1935] был достойным полководцем, прекрасным человеком и считался не имеющим себе равных в Лакедемоне, а все же, как справедливо было сказано его матерью, plures habet Sparta Bracyda meliores, в Спарте есть немало людей и получше, чем он когда-либо был; и как бы ты ни восхищался собой или своим другом, множество никому неведомых людей, на которых мир никогда не обращал никакого внимания, окажись они на том же месте или участвуй в тех же событиях, проявили бы себя намного лучше, нежели он, или кто другой, или ты сам.

Другого рода безумцы, противоположные тем, о коих сейчас шла речь, не сознают, что безумны, и ведать о том не ведают; я имею в виду тех, что с виду презирают любые похвалы и славу, почитая себя вследствие этого наиболее свободными от такой слабости, а между тем на самом деле они, безусловно, еще более безумны; calcant sed alio fastu [они тоже третируют всех прочих, но их гордость совсем иного рода]: это сообщество циников, таких, как, к примеру, монахи, отшельники, анахореты, презирающие мир, презирающие себя, презирающие любые титулы, почести, должности, но при всем своем презрении они куда более спесивы, нежели любой из живущих на земле. Они гордятся своей покорностью, гордятся тем, что они не гордые; saepe homo de vanae gloriae contemptu, vanius gloriatur [можно быть особенно самодовольным, выражая презрение к славе], как считает Августин (Confess. lib. 10, cap. 38 [Исповедь, кн. X, гл. 38]); подобно Диогену{1500}, они intus gloriantur, хвастливы в душе и обильно насыщают себя самодовольным сознанием своей святости, хотя это нисколько не лучше лицемерия. Они одеваются в грубую шерсть, хотя среди них есть немало знатных, которые могли бы ходить в золоте, и кажутся, судя по их манере держаться, отверженными и покорными, тогда как внутренне они чуть не лопаются от гордости, высокомерия и самомнения. Вот почему Сенека советует своему другу Луцилию[1936] «в своей одежде и повадках, во внешнем поведении, особенно избегать всех тех вещей, которые сами по себе бросаются в глаза: появляться на людях неприбранным, с нестриженной головой и запущенной бородой, выставлять напоказ презрение к деньгам, пренебрегать удобством своего жилища и всего прочего, что ведет к славе, но только противоположным путем».

Всеми этими безумствами мы тем не менее обязаны самим себе, правда, главное орудие нашего разрушения находится в руках у других, а мы в этом деле играем пассивную роль: полчища прихлебателей и льстецов, которые с помощью чрезмерных похвал и напыщенных эпитетов, льстивых титулов, лживых восхвалений до того приукрашивают, захваливают и наводят позолоту на множество глупых и недостойных людей, что от подобных рукоплесканий те утрачивают последние остатки разума. Res imprimis violenta est, как отмечает Иероним, всеобщее восхищение — самое сильнодействующее средство, laudum placenta [пирожное из похвал], барабаны, флейты и трубы не способны так воодушевлять; люди тупеют от него, оно одновременно и возвышает, и низвергает их. Palma negata macrum, donata reducit opimum[1937] [Если награды лишен, я тощаю, с наградой — тучнею]. «И кто сей смертный, который умеет так владеть собой, чтобы при неумеренных похвалах и восхищении остаться невозмутимым[1938]?» Пусть он будет каким угодно, но эти прихлебатели все равно возьмут над ним верх: если это король, они тотчас же объявят его конечно же одним из девяти достойнейших, превосходящим простых смертных, божеством (Edictum Domini Deique nostri[1939] [Господином эдикта и богом Рима{1501}] и станут приносить ему жертвы.

Divinos si tu patiaris honores

Ultro ipsi dabimus meritasque sacrabimus aras[1940]{1502}.

[Если божественных почестей жаждешь,

Мы воздадим их тебе, алтарь по заслугам воздвигнув.]

Если же речь идет о воине, то он непременно Фемистокл, Эпаминонд{1503}, Гектор, Ахилл, duo fulmina belli [две грозные молнии войны{1504}], triumviri terrarum [Три повелителя земли{1505}] и пр. и доблесть обоих Сципионов слишком мала для него, он invictissimus, serenissimus, multis trophoeis ornatissimus? naturae dominus [непобедимый, безмятежный, украшенный многочисленными трофеями, повелитель природы], хоть будь он lepus galeatus [заяц, напяливший шлем], отъявленнейший трус, тряпка, и, как сказано