— «народ». Это несколько условно. А каков ваш девиз?

— «Нация». Но и это весьма условно.

— В чем же разница между народом и нацией?

— Я не готов к разговору на эту тему. Если разрешите, отложим его на будущее. Бог даст, встретимся.

Смеркалось, и, возможно, поэтому Сандро Каридзе поспешил завершить нашу беседу, а может быть, он просто устал или же шутливый тон, взятый Зарандиа, показался ему баловством и он обиделся. Мы поболтали еще минут пятнадцать — так, ни о чем, и расстались. Мне хотелось договориться с ним о новом свидании, но что-то удержало меня — ведь наша беседа совсем не сблизила нас.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

И воззвал тогда Туташха к небесам:

— О всемогущий! Не ради забавы предался я помыслам моим, не хламиды себе ткал я из мыслей моих, паутине подобных, и не возмездия ради поднял копье мое. И не смущенный ухищрениями нечистого обрел я плоть человеческую — а во исцеление недугов рода Адамова. Но тщетным оказался разум мой и хилой десница моя. Не проросли и не дали плода семена, посеянные мною, ибо не дал ты мне дара превращения зла в добро.

И вот к тебе взываю я: даждь мне истинную долю мою, дабы наделил я ее даром все сущее на земле.

И был тогда глас:

— Не постиг ты естества человеческого, ибо не был никогда человеком. Пойди к ним и увидишь: идут к ближнему якобы с дарами, а придя, отбирают последнее, ибо не дары они несли, а нож. Кладут печать на уста свои, дабы не осудить ближнего, а чрево их переполнено мясом и костями его. Кадят господу, а надеются на Маммону и тайно укрепляются мощью его. Но ты стой, как стоял, и будет благо тебе и всему роду Адамову, ибо умножать добро и достигать совершенства — вот в чем истинное назначение человека.

И снизойдет тогда на тебя благодать, и сумеешь ты сотворить добро из зла.

Вступил тогда Туташха на тернистый путь мук и страданий, и после всех терзаний души и плоти и преодоления их вспыхнул вокруг его главы чудный свет, и все увидели его.

Тогда он вернулся в мир и сказал людям:

— Послал меня всевышний к вам, дабы очистить души ваши от скверны драконьей, внемлите же принесшему себя в жертву во имя душ ваших и бессмертия их.

И отрубил шуйцу свою Туташха и бросил ее дракону.

И малые числом люди повторили подвиг и жертву его.

Но перерубил Туташха колени свои и бросил дракону.

И все малые числом сделали то же.

И потускнел цвет дракона, и ущербился огонь из пасти его. И прочие стали тоже бросать ему куски мяса своего.

И стал дракон на две лапы, уподобляясь человеку, и отпали когти его, и в лик человеческий преобразился зев его.

Тогда вспорол грудь свою Туташха, вырвал сердце и бросил дракону. Но, не притронувшись к жертве, рек дракон:

— Не жажду я более крови и плоти человеческой.

И тогда каждый, кто обрубил члены свои, обрел их вновь.

И сказал им Туташха о драконе:

— Не трогайте человека сего, и да почиет на вас благодать превращать зло во благо.

И тогда вознеслась душа Туташха на небо, а плоть осталась на земле.

РОБЕРТ ПАВЛОВИЧ ХАПЛАНИ

Видно, в вестибюле Грузинского архивного ®управления вывесили афишу, на которой изображена моя физиономия, а под ней надпись, оповещающая всех, что в течение восьми месяцев я действительно был тайным агентом кавказской жандармерии. Да, я служил и о сем факте неизменно упоминаю во всех анкетах, которые мне приходится заполнять… И еще могу, конечно, добавить, что я был исключен из Московского университета за революционную деятельность, дважды был арестован и три года провел в ссылке… И что сейчас я членкор нашей академии, и с моими трудами знакомы все гельминтологи мира. Вы что-нибудь смыслите в гельминтологии?.. Ну, тогда хорошо.

Должен вам доложить, что по поводу моей службы в жандармерии ко мне приходили не раз. И еще придут, я знаю. Но моими отношениями с Датой Туташхиа еще никто не интересовался. Вы первый пожаловали.

Дело в том, что мой отец не желал, чтобы его окончивший классическую гимназию единственный сынок погиб на японской войне. И когда подошел срок призыва, меня устроили в жандармерию. Временно. Такое уж было время, воля отца была превыше всех законов…

В чем состояла моя служба? В слежке. Старая это профессия, можно сказать, даже древняя… Я свидетель и участник трех революций и утверждаю, что революция возможна только тогда, когда все говорят о ней — мужчины и женщины, старики и дети, сторонники режима и его противники, все общество. Самое удивительное, что я сам был за революцию, а очутился в жандармерии… Вот мы и подобрались к Дате Туташхиа.

Получив задание отправиться в Самтредиа и проследить за неким человеком, я тогда еще не знал, что его зовут Дата Туташхиа, это я узнал позднее… Моя задача была выяснить, с кем он встретится на станции и в поезде, о чем будут говорить при встрече. Предполагалось, что его встретит брат, молодой человек… И еще я должен был спасти Туташхиа от возможного ареста…

Перед самым отъездом мой начальник показал мне какого-то высокого жандармского чина и сказал: запомни его, он как две капли воды похож на того, за кем тебе следить. И я узнал Туташхиа, едва он появился. Сразу узнал. Да еще и тамошний агент подошел ко мне и указал — передаю, мол, его тебе.

Стоял октябрь, но было тепло, как летом. Однако и по этой погоде Туташхиа был одет слишком легко — в суконных брюках и блузе, на голове сванка, на ногах домотканые пачичи и мягкие чувяки. Под мышкой — сверток…

У начальника станции я взял семнадцатое место в плацкартном вагоне. Девятнадцатое было отложено и дожидалось в кассе, когда придет за билетом Туташхиа.

В зале ожидания Туташхиа сидел сначала в одиночестве, но вскоре вокруг собралась кучка пассажиров, я подсел к ним. Все шумели и толковали, конечно, о революции. Дата Туташхиа слушал молча и только раз улыбнулся, когда кто-то сказал:

— Пусть бы нам сказали, батоно, сколько нарежут земли в Намашеви, а я б уж тогда прикинул, стоит жечь хоромы князя Кайхосро Цулукидзе