«В Кабинет Его Императорского Величества.

Вследствие высочайшего повеления, объявленного мне г. действительным тайным советником, князем Голицыным, в отношении от 12 минувшего июня, что отчисленные в распоряжение мое из сумм Гоф-интендантской конторы на устройство Военной галереи в Зимнем дворце 100 тысяч рублей и на перестройку в Летнем саду Грота в Кофейный домик 23 671 рубль 80 коп., итого 123 671 рубль 80 коп., отпущены будут под расписку казначея для производства денежных выдач по моим назначениям. О чем имею честь довести до сведения… прося покорнейше, дабы по приеме помянутой суммы, дозволено было хранить оную в кладовой Кабинета. Июля 6 дня 1826, Архитектор, коллежский советник К. Росси».

Деньги выданы на устройство Военной галереи. Императору нужен сейчас сам факт ее открытия. Для Николая это акт государственного значения, и он торопит зодчего. А что касается перестройки залов вокруг, то с этим можно — пока — подождать…

Наконец 25 декабря, в четырнадцатую годовщину изгнания французов из России, галерея объявлена открытой. На стенах всего 236 (только многие годы спустя их станет 332) портретов. Остальные рамы пока затянуты зеленым репсом, и лишь таблички оповещают, чьи изображения будут здесь помещены. Портрет Александра во весь рост заменят позже другим — конным. Но все эти «неисправности» не могут омрачить радостного настроения государя. Цель достигнута: прославлено величие императорской власти, подчеркнуты «верность и доверенность» армии к царю. Историк отмечает, что живописец Доу был в свите императора на этом торжестве и чувствовал себя «героем дня». Наверняка присутствовал и Карл Росси. Но, судя по воспоминаниям современников, весь запас государевых любезностей и поздравлений излился только на живописца.

Возможно, это и огорчило зодчего. Но хочется думать, что создавал он галерею не только по наказу царя, но и по велению своего сердца. Во втором ряду между изображением Веллингтона и выходом из галереи был помещен портрет друга его юности — бесстрашного и порывистого Александра Ивановича Кутайсова. Росси должен был знать рассказы о безрассудной смелости молодого генерала в Бородинском сражении. Назначенный начальником русской артиллерии, он отдал перед боем приказ: «Подтвердить от меня во всех ротах, чтобы они с позиций не снимались, пока неприятель не сядет верхом на пушки…» А сам, не прислушавшись к замечаниям Кутузова, поскакал на левый фланг, прослышав, что князь Багратион тяжко ранен. Там в схватке и погиб. И во имя его памяти трудился здесь Карл Росси…

1 января нового, 1827 года царский двор отметил балом-маскарадом в Таврическом дворце. Присутствовать обязаны были особы первых шести классов — до коллежского советника включительно. Маскарад «отличался великолепием, столько же и разнообразием костюмов. Но преимущественнее всех встречаемы были русские величественные и живописные греческие». Императрица Александра Федоровна изволила выйти в парадном сарафане и кокошнике. В таком же костюме присутствовала великая княгиня Елена Павловна. Не случайны и греческие костюмы в маскараде. Еще недавно дворянство осуждало Александра за нежелание помочь единоверцам в борьбе за независимость. Николай демонстративно подчеркивает свой интерес к событиям на Пелопоннесе. По окончании бала императорская семья вместе с особами первых трех классов изволила ужинать. Остальные приглашенные отправились по домам…

Теперь, после открытия галереи, можно приступить к перестройке помещений вокруг нее, к созданию торжественного мемориала в самом центре дворца. Все хорошо продумано и просчитано.

…Поднявшись по бело-золотой парадной лестнице, посетители попадают в Аванзал. Его фриз из лавровых и дубовых венков как бы предвещает встречу с памятником воинской славы. Следующий зал — Гербовый. Его размеры, его белая с позолотой колоннада и гербы 52 русских губерний, принимавших участие в войне 1812 года, должны поразить воображение пришедших. А уже из этого зала открывается проход в галерею…

Планам, увы, не суждено было претвориться в жизнь. Сначала, как всегда, начинаются какие-то мелкие задержки и проволочки. Это длится вплоть до апреля 1833 года, когда архитектору Монферрану дано указание перестроить помещение, расположенное между парадной лестницей и галереей. Так возникают существующие поныне Фельдмаршальский зал, Петровский и, наконец, Гербовый.

В последнем, по замыслу Росси, должны были встать четыре скульптурные группы русских воинов, символизирующих победу. Чтобы фигуры были абсолютно достоверны, президенту Академии художеств А. Оленину, занимавшемуся древнерусской историей, поручено исполнить предварительные эскизы. Оленин тщательно готовит изображения доспехов и пересылает их Карлу Росси. Архитектор компонует скульптурные группы. Исполненные в красках рисунки препровождаются вновь в Академию. А. Оленин отдает приказание «лучшим профессорам сделать из глины по приложенному рисунку модели». Пробные модели представлены только в ноябре 1828 года. Комиссия утверждает эскиз В. Демут-Малиновского. Вероятно, решение не случайное: ведь скульптор уже много лет работает с архитектором, и они понимают друг друга с полуслова. Наконец, к августу 1830 года группы высотой в 3,5 метра готовы. К этому моменту Карл Росси отправлен на другие стройки, и установка скульптурных групп доверена архитектору Л. Шарлеманю. Кстати, из 52 губернских гербов в пластических композициях осталось только 32. Первоначальный замысел Росси изрядно нарушен…

Впрочем, и сама галерея через одиннадцать лет после открытия утрачивает свой первоначальный облик. Воссоздать ее после дворцового пожара 1837 года Николай Павлович доверяет В. П. Стасову. Якобы во имя противопожарных мер Стасов довольно сильно изменяет творение Росси: увеличивает протяженность галереи, уничтожает мощные арки, подчеркивающие ее трехчастное деление, устанавливает вдоль по карнизу тяжелую металлическую решетку. Нарушены точно найденные пропорции и стройность зала. Но эти искажения уже никого не волнуют…

Через несколько дней после новогоднего бала в Таврическом Карл Иванович получил очередное задание: перестроить и украсить апартаменты Марии Федоровны в Зимнем дворце. Причем исполнить его следует тоже срочно. Архитектору предстоит основательно подумать над тем, как будут заново смотреться спальня, кабинеты, гостиные, столовая, библиотека — всего шестнадцать покоев. В помощь Росси выделено семь человек — два архитектора, два архитекторских помощника, письмоводитель, смотритель за материалами и кабинетный регистратор, то есть секретарь.

К первым числам марта 1827 года проекты готовы. И вдруг зодчий почувствовал страшную слабость, тяжкие головные боли, полную невозможность заниматься делом. Видимо, сказалась усталость прошлого года. А болеть сейчас ему никак нельзя: Софья Елена ждет ребенка. Здоровье ее тоже не ахти какое. Она нервничает, боится и хочет уехать рожать к родителям в Ревель. Вдобавок ко всему близится его пятидесятилетие, и из этого полувека тридцать лет он верно служит русскому императорскому двору. Срочно нужны деньги, много денег.

Еще в конце февраля Росси скрепя сердце подает прошение: выдать ему из сумм Кабинета заимообразно на четыре года 12 000 рублей с последующим погашением из жалованья. 6 марта разрешение дано. И тут же Росси, как человек, имеющий право на отдых, просит шесть недель отпуска для поездки на воды. Шесть недель, полтора месяца — не так уж это много. В начале мая он начнет переделку