Шрифт:
Закладка:
Третий тип упреков А. А. Васильева — это конкретные замечания и пожелания по тексту. Эти замечания рецензента воспринимаются неоднозначно, ибо не все они — если так можно сказать — по существу. Отметим здесь два из таких замечаний, ибо в большинстве своем они касаются мелких вопросов.
Так, дважды А. А. Васильев (с. 5 и 17 рецензии) подчеркивает, что изложение событий до 518 г.[1470] является как бы введением в историю собственно Византии. Видимо, это следует понимать как то, что, с точки зрения А. А. Васильева, история собственно Византии начинается с воцарения Юстина. Такой подход в дальнейшей истории науки поддержки не получил.
А. А. Васильеву непонятно пристрастие Ю. А. Кулаковского к личности Феодосия II, не самого выдающегося из императоров ранневизантийского времени. Видимо, дело в том, что здесь, как и при оценке императора Анастасия, сказались политические пристрастия самого Ю. А. Кулаковского (монархизм), перенесенные им из современной ему действительности. Правление любимых Ю. А. Кулаковским императоров было достаточно длительным[1471] и относительно мирным. Скорее всего, как раз поэтому Ю. А. Кулаковский и восхваляет императоров, оказавшихся способными в достаточно сложное время не только сохранять власть, но и поддерживать в обществе спокойствие, «жить заодно со своим народом, сердцем чувствовать долг государя», утверждать «монархическую идею на основе христианских воззрений и принципов».
Подводя итоги, хотелось бы отметить, что рецензия А. А. Васильева в целом объективна и справедлива и автор, несмотря на множество замечаний, относится к Ю. А. Кулаковскому и его труду благожелательно.[1472] Рецензия завершается пожеланием Ю. А. Кулаковскому успеха в дальнейшей работе и пожелание обработки вглубь, а не расширения вширь тех лекционных курсов, которые положены Ю. А. Кулаковским в основу «Истории Византии».
Ответ Ю. А. Кулаковского на рецензию А. А. Васильева был помещен также на страницах «Журнала Министерства народного просвещения».[1473] Реагировал Ю. А. Кулаковский на критику с большой обидой. Как сам он пишет на первой странице своего ответа, после труда, написанного с большим увлечением, он ожидал благожелательной критики, однако же увидел в лице А. А. Васильева судью, изрекающего непререкаемые истины.[1474]
Ввиду того, что ответ Ю. А. Кулаковского А. А. Васильеву посвящен разбору преимущественно мелких, частных вопросов, ниже отмечены из этого ответа лишь три положения общего характера, принципиально важные для понимания его взглядов.
Ю. А. Кулаковский признает справедливость замечания об опечатках, но никак не объясняет их появление, говоря лишь, что в любой большой работе они неизбежны.
В ответ на замечание А. А. Васильева о пристрастии к легендарным сюжетам и смешении легендарного и исторического в изложении событий, Ю. А. Кулаковский пишет,[1475] что смешения у него нет и все легендарные подробности приведены у него для передачи духа эпохи. С этим вполне можно согласиться, однако важно отметить следующее. Сам Ю. А. Кулаковский, к сожалению, нигде не дает в тексте понять, как сам он относится к легендам, и у читателя вполне может возникнуть ощущение, что автор труда воспринимает их столь же серьезно, как и сообщения любого другого источника.
Принципиально важным для понимания взглядов Ю. А. Кулаковского является его ответ на замечание А. А. Васильева об отсутствии у автора рецензируемого труда каких-либо рассуждений о начале византийской истории. «Зачем мне dissertis verbis толковать о том, что такое история Византии, когда я веду читателя своим изложением в самый templum historiae byzantinae» (Храм истории Византии).[1476]
На наш взгляд, ответ на этот риторический вопрос Ю. А. Кулаковского очевиден и, продолжая сравнение, хотелось бы сказать, что введение во храм без объяснения вводимому, куда его вводят, может привести к восприятию храма как простого строения. Возвращаясь же теперь к языку научному, отметим, что история не сводится к простой арифметической сумме фактов и уже в течение исторических событий так, а не иначе сказываются общеисторические закономерности. Судя по всему, для Ю. А. Кулаковского дело обстояло как раз иначе и он считал свою задачу как историка выполненной после изложения фактов на основании источников. Как уже отмечалось, такого подхода придерживались и придерживаются многие исследователи. Однако если в узко специальных исследованиях такой подход представляется оправданным, то в общих работах он оказывается в конечном счете непродуктивным. Не случайно «История Византии» Ю. А. Кулаковского оказалась в отечественной истории произведением уникального — на наш взгляд — жанра, определение которому предлагается в конце статьи.
В любой ситуации, однако, это сочинение нельзя назвать научным в строгом смысле слова, а яркость и эмоциональность изложения не заслоняют очевидного — многочисленных недостатков, которых чаще всего можно было с легкостью избежать. Это хорошо видно на примере разбора П. В. Безобразовым второго тома «Истории Византии» Ю. А. Кулаковского.
Эта рецензия, справедливая по сути, но скандально-разгромная по форме, была опубликована в Византийском временнике.[1477]
Как в случае с рецензией А. А. Васильева на первый том «Истории Византии», ниже отмечаются лишь общие и наиболее важные моменты пространной статьи-рецензии П. В. Безобразова, посвященной в целом подробному разбору частных эпизодов.
Начинает П. В. Безобразов с того, что манера изложения и подачи материала у Ю. А. Кулаковского совершенно не изменилась и осталась летописной. С точки зрения рецензента, это приводит к такому существенному недостатку, как разорванность изложения. «Приходится знакомиться сначала с разгромом вандальского царства, совершенного Велизарием, потом с остготской войной, с персидской войной и вслед за тем с событиями, случившимися в Африке непосредственно после победы Велизария».[1478]
П. В. Безобразов пишет далее о том, что изложение у Ю. А. Кулаковского поверхностное — под этим понимается, правда, в данном случае, неполнота подхода к материалу в одной главе «Законодательство Юстиниана в области государственного управления». Действительно, у Кулаковского законодательство Юстиниана, инициатора кодификации римского права (Corpus iuris civilis), иллюстрируется только Новеллами и достаточно бессистемно. При этом, однако, замечание о поверхностности, на наш взгляд, не точно, ибо Ю. А. Кулаковский в принципе пересказывает большую часть Новелл, создавая представление об этом типе источников, характеризующих законодательную деятельность Юстиниана. Однако, будучи верным своему «летописному» методу, делает это бессистемно, практически лишь отмечая, но не раскрывая то, что могут дать Новеллы для характеристики внутренней жизни Империи.
К мысли о поверхностном изложении у Ю. А. Кулаковского П. В. Безобразов возвращается еще дважды. В первый раз — при оценке изложения событий восстания Ника в Константинополе, в 532
