Кирпичовым раза три и более в день, во уважение многих целебных ее свойств.

Обед стоил половины денег, занятых у горбуна.

Глава IV

Колесо остановилось

Зима давно уж на дворе, а деньги не сыплются к Кирпичову, как снег на голову: колесо пошло тише. Петрушка много приносит с почты писем простых и страховых, но мало денежных. В простых и страховых письмах требуют выслать вещи или возвратить деньги, грозят полицией. Новые издания продаются не так шибко, как рассчитывал Кирпичов, несмотря на их атласную бумагу и бисерный шрифт, а дурные толки о делах Кирпичова распространяются в торговых домах более и более, несмотря на чудовищный обед, данный для уничтожения их. Ни кредита, ни денег. В магазин являются…. кредиторы напомнить о наступающем сроке векселям, являются иногородные корреспонденты — узнать о причине невысылки вещей.

Кирпичов принимает меры. Мера первая: при появлении корреспондента, пришедшего сделать справку, приказчик сообщает его адрес в комнату конторы; там конторщик, приставляющий счетам ноги, поспешно раскрывает толстую книгу и, отыскав в ней счет по адресу корреспондента, отмечает против этого счета: отправлено тогда-то; после чего корреспондента просят пожаловать.

— Скажите, пожалуйста, — с удивлением спрашивает он, смотря на отметку, — отчего ж я не получил, если вещи отправлены уже полгода тому назад?

— Не знаем-с, — отвечает конторщик, — надо справиться на почте; пожалуйте через несколько дней.

— Позвольте, — быстро прерывает корреспондент конторщика, который хотел было закрыть книгу.

— Что это? — говорит он, смотря на отметку. — Чернила, кажется, свежие… как будто сейчас только написано… а?

И он подозрительно смотрит на конторщика, а конторщик старается не смотреть на корреспондента.

— Такие уж чернила-с, — отвечает, поправившись, конторщик и закрывает скорее книгу.

— А если я узнаю, что вещи не были посланы?

— Нет-с! как можно-с! У нас — исправность. Известно всему иногороднему человечеству… Сколько благодарственных писем; можно показать-с.

И конторщик идет к шкафу показывать благодарственные письма, а корреспондент уходит, махнув рукой на благодарственные письма и обещаясь притти через несколько дней за справкой.

Этой проделкой нельзя долго скрывать тайны, но Кирпичову тольько бы выиграть время. У него много надежд. Он разъезжает. Едет он к одному человечку, о котором было и позабыл, а этот человечек когда-то приставал к нему: возьми его в компаньоны, да и только: не придумаю, говорит, что делать мне с деньгами, а вы, мол, знаете, что с ними делать; да тогда Кирпичову что за охота была связываться; у него первый пункт всякого условия по торговле: «А в дела мои, Кирпичова, не вмешиваться»; а теперь вот он и пригодился, этот человечек.

Приезжает он к нему.

— А подо что? — спрашивает человечек. — Под движимое или недвижимое?

Человек знал уже, каковы дела у Кирпичова.

— Вот дурак! — говорит про себя Кирпичов и едет к береговым ребятам, с которыми сошелся не так давно. Береговые ребята — славные ребята! шампанское у них — ковшами. Для друга — ничего заветного. Деньги — плевое дело: не откажут, только заикнись. Только трудно застать; здесь им тесно: как раскутятся, норовят все в Кронштадт аль в Шлюшин — вон куда! Зато в нужде — якорь спасения!

Приезжает.

— Что не приходил вчера! — пеняют ему береговые ребята. — А уж как мы!.. ящик целехонький уходили, слышь ты, вот сквозь землю провалиться! Да ведь ты, знаешь, голова. И уха была на шампанском, стерляжья уха. А теперь и денег нет. Погоди вот ужо.

Едет теперь Кирпичов — у него много надежд — едет к одному старичку, чтоб он помог ему просить помощи от правительства во внимание к понесенным убыткам, а равно к полезной деятельности его на коммерческом поприще и несомненным заслугам, заключающимся в распространении просвещения в отечестве изданием полезных книг и быстрою рассылкою к покупателям, рассеянным по обширному пространству России. Кирпичов везет, с собой и записку, где изложено все его дело, — дело страшное, вопиющее противу неблагородности иногородних к его неутомимым трудам, которые добровольно, бескорыстно нес он для них, проникнутый сознанием доброго дела; в ней изложено и как он устроил свой магазин на новых основаниях, соответствующих его назначению, и как он не щадил себя, исполняя разнородные поручения иногородных, и как неблагодарно отплатили они ему возмутительным невниманием к благим его предприятиям, невниманием к его журналу, к его изданиям… Слеза прошибла негодующего Кирпичова, когда он подъезжал к старичку, припоминая всю изложенную в записке историю своей торговли, сочиненную Граблиным, — и он входит к старичку с решительною уверенностью, что правительство пособит ему.

Старичок, лишенный зрения и слуха, радушно принял Кирпичова, усадил его в кресло, предварил чтоб он читал как можно громче, потом предался весь слуху и ожидал, в чем дело. Кирпичов читал.

— Как? — прерывал его старичок после всякой фразы. — Ничего не слышу, ничего, — повторял он грустно.

И Кирпичов перечитывал снова. Наконец история прослушана; оставалось заключение.

— «Затем, — продолжал читать Кирпичов, — мне не было другого выхода из этого затруднительного положения, в которое я поставлен был в отношении к кредиторам, как продать весь лучший товар по самой убыточной цене…»

— Как? — прервал опять старичок.

Кирпичов надседался, перечитывая снова прочитанное. Старичок прокричал наконец:

— Гм! хорошо! — Чтение продолжалось.

— «…а впоследствии удовлетворять кредиторов деньгами, поступавшими на разные закупки от иногородных лиц, в прилагаемом списке означенных…»

Старичок остановил Кирпичова.

— В прилагаемом списке? — спросил он. — Где же список?

Кирпичов показал.

— Читайте же теперь прилагаемый список. Все по порядку.

Вспотевший Кирпичов читал, обтершись платком:

— «Из Полтавы, ***, 600 р., дамские наряды. Из Енисейска, ***, 200 р., шуба. Из Ярославля, ***, 400 р., флигель, слуховая труба…»

— Какая труба?

— Слуховая! — кричал Кирпичов.

— А на что ему?..

— Вероятно, глух.

— А?

— Вероятно, глух-с! — крикнул Кирпичов старичку в самое ухо.

— Да. А вы и не послали…

Лицо старика выразило: тоску. Кирпичов продолжал:

— «Из Перми, ***, 800 р., ружье, дамские наряды…»

Старичок дремал.

— «Из Перми, ***, 100 р., разных назидательных книг, и образа…»

Старичок остановил Кирпичова.

— Назидательных книг? Что же? — спросил он, забыв, в чем дело.

— Он выписывал назидательные книги, — объяснял Кирпичов, — с приличным титулом.

— Да. Ну и посланы?

Кирпичов молчал.

— А?

— Никак нет-с. Это список лиц-с, которым…

— Как нет? назидательные-то, книги?.. — восклицал старичок в изумлении, поднимаясь с кресел и уставив глаза на Кирпичова. — Да молитесь ли вы, батюшка, богу?

— Что ж делать, — отвечал струсивший Кирпичов. — Вот принимаю меры-с…

Старичок ничего не слышал и боязливо пятился от Кирпичова.

— А читали ли вы Уголовное уложение? — спрашивал он. — Ведь вы… ведь вы… знаете ли, кто вы?.. Подите, подите!!

Старичок затрясся.