Шрифт:
Закладка:
И вскоре потом расторопный книгопродавец «имел честь препровождать» к каждому из своих корреспондентов, «зная — бог знает почему — просвещенную любовь их к отечественной словесности», — билет на Умственную пищу, «которая, подвергаясь совершенному преобразованию, будет издаваема в новом, гораздо обширнейшем виде, соответствующем ее благонамеренной цели». Сверх того, к некоторым он «принимал смелость препровождать» еще по десятку таких же билетов, «сознавая необходимость в участии в этом деле истинных ценителей, обращающих внимание публики на все изящное и полезное в журнальном мире и зная то влияние, которое они могут иметь на успех предпринимаемого журнала, предложив своим знакомым подписаться на него».
Через несколько времени Кирпичов начал получать ответы, вроде следующего: «М. Г. Благодарю вас за предложение подписаться на „Умственную пищу“, но, к сожалению, не могу этим воспользоваться; также не могу, при всем желании, раздать и десяти билетов, присланных для моих знакомых; а потому, возвращая при сем ваши билеты, — прошу вас возвратить мне деньги, заплаченные почте за пересылку их к вам. Слуга покорный такой-то».
Вообще очень немного оказалось охотников заплатить деньги единственно за то, что их ни с того ни с сего называют «ценителями всего изящного» и «просвещенными любителями отечественной словесности». Но у Кирпичова было еще довольно корреспондентов, которых он, как-то промахнувшись, не успел еще с первого разу ошеломить своими Дивными счетами; эти-то добрые люди, из одного неудобства отказаться от его предложения, подписались на «Умственную пищу». Но их мало. Подписных денег не хватит и на бумагу. Что нужды! Кирпичов не унывает.
Корреспонденция увеличивается с страшной быстротой. Колесо бежит шибко! Грудами приносит с почты Петрушка пакеты, с пятью печатями.
— Эк везет!.. — замечают другие книгопродавцы. — Уж чего лучше; сам в петлю лезет, а ничего!
Шибко бежит колесо! Кирпичов это знает. Бойко и торопливо подписывает он письма, заготовленные молодым человеком. Подписал.
— Эй, ты! — кричит он, обратясь к дверям. — Ты!
Один из мальчиков прибегает к Кирпичову, но в ту же минуту летит прочь, смущенный грозным голосом хозяина:
— Разве тебя я звал? ты!!
Прибежал другой мальчик.
— Узнай поди, пришел ли Алексей Иваныч.
Мальчик убегает и, чрез минуту воротившись, говорит:
— Нет еще-с.
Кирпичов налагает нетвердую, но неумолимую руку на черновые счеты в толстой книге, — и цифры растут, растут от магического прикосновения его руки, далеко оставляя за собою всякое вероятие. И это кончено.
— Эй, ты!
Подбегают оба мальчика, и один из них опять летит к дверям, между тем как другой убегает, получив приказание:
— Узнай! — Кирпичов в нетерпении барабанит по столу.
— Пришел-с, — докладывает возвратившийся мальчик.
И Кирпичов исчезает.
Изредка еще является он в магазин, прикрикнет на одного, распечет другого и опять пропадет. Поздно и не твердыми шагами возвращается он домой. Засыпает. Но кровь, густая, черная кровь, — несмотря на то, что он бросает ее раза четыре в год, — не дает ему спокойно спать.
— Ты барин, ты литератор, — бредит он, — а я не литератор… я купец… да у меня и слава… и деньги… что мне литератор…
(Это относится к одному литератору, который заметил Кирпичову, что он не купец, когда тот торговался, покупая у него рукопись.)
— У меня будут и кареты и лакеи… связи в высшем кругу… еще год — два…. дом свой… могу и теперь… на, векселя могу… векселя мои… банкирские… бил… Кирпичов!.. знают везде… да! кха, кха, к-х-а!!
Он начинает давиться от приливающей крови в груди. Поворачивается на другой бок и снова продолжает бредить.
Встает он поздно, как раз к тому времени, когда приходит Алексей Иваныч и другие благоприятели. «Какое зрелище»! — приветствует их Кирпичов, и на столе вместе с чаем является бутылка шампанского, потом другая; бутылки не застаиваются, а чай стынет нетронутый. В конторе опять Кирпичов торопится подписать письма и счета, списанные с пересмотренных им черновых, — и скрывается, условившись с Алексеем Иванычем увидеться уже там. И опять возвращается домой поздно и нетвердыми шагами; опять всю ночь слышится его бред и кха, к-х-а!
Голова его постоянно в чаду; мысли и язык бестолковы. Приходит к нему приезжий корреспондент и решительно не понимает его на первых порах, при всем напряженном внимании.
— Что это я в толк не возьму, — говорит приезжий корреспондент тихонько своей жене, — что это, Марья Тимофеевна, говорит он про иногородных-то?
— Вы говорите, — спрашивает жена его, обращаясь к Кирпичову, — что только и хлопочете, что для иногородных?
— Да-с… нет-с, — бормочет Кирпичов, — то есть, оно нельзя сказать… того-с… А дело в том состоит, например, вот — Камчатка!.. где там?.. того-с. А мы — с первою почтою!.. Здешним что-с!
И вдруг перед дамой бок Кирпичова, изогнувшегося, чтобы запустить в нос обыкновенные три приема, один за другим, не вынимая пальцев из табакерки.
— Да вот-с, — продолжает он, выпрямившись, — теперича, пожалуйте!
Подбегает к толстым книгам, приподнимает одну из них и вдруг опускает ее на загремевший стол. Дама вздрагивает.
— Петропавловский порт-с! пожалуйте, — бормочет Кирпичов, водя пальцем по раскрытой книге. — И сухим путем и морем-с… укупорка двадцать рублей серебром-с… и на лошадях, и на собаках… И доставили-с! За пятнадцать тысяч (верст) с первою почтою — вот-с!
И струя пыли полетела на посетителей из толстой книги, вдруг захлопнутой Кирпичовым.
— Зато вам все, я думаю, благодарны, — сказала дама, закрывая нос платком.
— Могу сказать-с! множество писем… благодарят… Встаем раньше дворников!..
И снова перед дамой очутился бок Кирпичова.
Глава III
Судьба «умственной пищи». — Краткая история правой руки. — Предостережение. — Новые издания
А что «Умственная пища»? Злополучная судьба, видимо, тяготела над бедным журналом: на другой год подписчиков не оказалось и половины против прошлого.
Кирпичов роздал векселя на сумму убытков. Но первая неудача еще более раздражила его упрямство.
— Так пусть же не подписываются, — говорил он в азарте, — а я вот потрачусь на него еще больше в нынешнем году, издам наславу — и посмотрим, то ли будет в будущем году!
И он точно начал сильно тратиться на свой журнал, но журнал от того не выиграл. Статьи в нем были из рук вон, хотя редактор, продавший Кирпичову право издания и продолжавший редижировать журналом, помещал в нем нередко статьи литераторов известных своих приятелей, и платил им, по желанию самого Кирпичова, сколько просили; несколько отделов журнала взял от редактора один молодой неизвестный литератор, который смотрел на литературу с практической стороны и
