Шрифт:
Закладка:
— Ух ты! — Хелен завизжала от восторга, будто маленькая девочка. — Какая красота! И это моё?
— Да, — гордо ответил Грюнвальд. — Ты станешь моей валькирией.
Из-за колонн на выложенный плиткой пол вылетели и приземлились две женщины в точно таких же доспехах. Под крыльями погасли огни реактивных двигателей. Воительницы были стройными и атлетичными. В руках они держали золотые копья и круглые щиты с гравировкой Чёрной Звезды.
— Хайль Грюнвальд! — звонко прокричали валькирии, подняв пики к потолку.
— Вилле Хайль! — Фридрих поднял правую руку.
Зандер автоматически повторил приветствие.
— Вот они, сияющие стражницы Воли! — довольно объявил Вилленсфюрер. — Их священный долг — охранять спокойствие Вилленсбурга от всех, кто на него посягнёт!
— Вспомнил старую идею? — бросила Хелен.
— Ну… да, — Фридрих покраснел. — Почему бы и нет, если она хорошая?
Девушка всмотрелась в юные, красивые лица валькирий. Грюнвальд понял, что её смутило — холодные, почти стеклянные глаза.
— Не волнуйся, они служат мне по доброй воле, — солгал он. — А ты, если не хочешь быть валькирией, можешь просто оставить доспехи себе.
Разрушительница и не заметит, как броня впрыснет нейростимуляторы, которые подчинят её разум великому делу…
— Ещё подумаю, — сдержанно произнесла она.
Хелен определённо не знала всей иронии. Одна из девушек, закованных в золотую броню — Софи Фокс, дочь зекарисского губернатора и прежняя возлюбленная Пикселя. Другая — Джули Симмонс, одноклассница корсара с планеты Сэхримнир. Рано или поздно Грюнвальд заполучит и Хелен в свою коллекцию! И покажет той серой посредственности в красной куртке, на чьей стороне реальная сила.
— А как быть с Хосровом? — спохватилась гостья. — Он же сейчас улетит отсюда и расскажет Ребеллии про твою крепость! А если не ей, то своим подружкам!
Точно… Ещё же остался этот красноволосый слизняк. Но Фридрих не терял спокойствия.
— Зандер, расскажи, какого ты о нём мнения? — обратился он к помощнику.
— По моей теории, есть мир умных и красивых, а есть мир глупых и страшных, — ответил тот. — Так вот, Хосров — тупой урод.
— И что же случается с тупыми уродами? — вскинул бровь Фридрих.
— Их перемалывает жизнь.
— Верно, — кивнул Грюнвальд.
Хелен тревожно заёрзала.
* * *
Лорд Хосров вернулся в кабину своего шлюпа и включил бортовые системы. Широкие двери ангара распахнулись, выпуская корабль в открытый космос.
«Целая подпольная база гюнтеристов, — подумал красноволосый Лорд. — Такое надругательство над всеми человеческими ценностями просто не должно существовать! Я обязан доложить обо всём Ребеллии, пусть примет меры!»
Он направил коммуникатор на лобовое стекло и сфотографировал отдалявшуюся крепость. Ракурс был специально подобран так, чтобы все видели её форму мерзкой Чёрной Звезды.
Ещё раз пересмотрев снимки на экране, Хосров запустил навигатор. Этот небольшой модуль присутствовал на каждом корабле разрушителей. Внутри находились тайные координаты Тёмного Замка, которые периодически менялись и обновлялись, чтобы Империя не напала на след. А если судно вдруг возьмут на абордаж, то в навигаторе сработает программа самоуничтожения.
— Ну что, понеслась, — вслух сказал Хосров, хватаясь за рычаг гипердвигателя.
Но совершить прыжок не успел. Взрывчатка, закреплённая на днище работниками крепости, сдетонировала, и посреди космоса беззвучно расцвёл огненный шар.
* * *
— Массовые волнения развиваются на Антее, — сообщала телеведущая. — Сотни протестующих вышли на Имперскую Площадь в Антеоне, где схлестнулись с полицейскими и штурмовиками Охранительного Бюро. Многие из так называемых повстанцев надели маски Одержимого — опасного террориста, устроившего резню на тысячный День Империи в Престольном. Связи преступника с ячейками антейских планетаристов не подлежат сомнению…
— Ложь!
Ефросинья Пронина лежала на койке в белой больничной палате. За окном сквозь планки жалюзи виднелись серые звездоскрёбы и пасмурное небо Земли. Обе ноги охранительницы были подняты и закреплены в воздухе множеством таинственных устройств и приспособлений. Лучшие врачи Империи говорили, что восстановление будет долгим и мучительным, и не обманывали.
— Конечно, ложь, — в палату вошёл Филеас Баррада. — Вы ведь сами должны понимать, насколько она полезна для нашего народа.
Он взял пульт со столика рядом с Фросей и выключил звук телевизора.
— Разумеется, Великий Охранитель, — сухо ответила она. — Но я знаю настоящее имя Одержимого. Это Карл Птитс! Он не с Антеи, а с Великородины!
— Спокойнее, — ответил её начальник, когда она перешла на крик. — Как, ещё раз?
— Карл Птитс, — ровно выговорила она.
— Карл Птитс? — рассмеялся Баррада. — Тот герой Империи с Зекариса? Дорогая, он взорвал себя пару лет назад, чтобы защитить нашу родину!
— Он выжил, я видела, Великий Охранитель! — процедила Фрося. — Может, никакого взрыва и не было, а Пиксель и губернатор Бримстоун его прикрыли…
— Вы обвиняете имперского губернатора в предательстве… — вздохнул её шеф. — Думаю, вам стоит как следует прийти в себя. Забудьте пока про Одержимого, тем более что он погиб. Ваше здоровье гораздо важнее.
— Хорошо, Великий Охранитель.
Эти слова не были искренними. Она никогда не забудет человека, который убил её сестру! И Ефросинья просто не верила, что Одержимый сгинул при орбитальной бомбардировке. Ни одной детали пиратского брига не осталось в горах X-5, а значит, корабль успел прыгнуть в гиперпространство.
— Я на твоей стороне, подруга. Я тебе верю.
Пронина даже не заметила, как Филеас Баррада ушёл, и его сменила Надя Мышкина. Охранительница никак не могла пошевелить нижней частью тела, а верхняя поворачивалась очень ограниченно.
— Спасибо тебе, — сквозь болезненную полудрёму произнесла Фрося. — О, ты столько всего притащила!
Она вяло улыбнулась — на столике лежал пакет с фруктами и стояла ваза с лилиями.
— Это из парижского Сада растений, — пояснила Надя. — Сама с утра нарвала.
— Ты молодец, — Пронина взяла её за руку.
— Выздоравливай, и мы вместе ему покажем!
— Да! — Фрося стиснула другую руку в кулак.
И ощутила сильную боль в спине. Сложная система тросов и противовесов на ногах задёргалась.
— Стой! — воскликнула Мышкина.
— А-а-а! — взревела Пронина. — Эх… Всё нормально.
Боль отпустила, и агрегаты вернулись в прежнее положение.
— В одном Баррада прав — тебе