Я смотрю, как он работает, а он болтает с Диной; остальные сидят в соседней комнате.

На стене виден след пули, убившей Гамбетту; он нам показывает его, и тишина этой комнаты, эти увядшие цветы, солнце, светящее в окно, все это вызывает слезы на моих глазах. А он сидел спиной ко мне, погруженный в свою работу… Ну-с, и вот, чтобы не потерять выгодной стороны такой чувствительности, я порывисто подала ему руку и быстро выхожу, с лицом, омоченным слезами. Надеюсь, что он это заметил. Это глупо… Да, глупо признаваться, что постоянно думаешь о производимом эффекте!

17 января

Принц Жером арестован за манифест, который был вчера всюду развешен. В этом манифесте принц не проявил себя ни республиканцем, ни бонапартистом. Он хочет свободного плебисцита, которого хотели бы очень многие: ведь это – республика с наследственной властью. Что сказать об этом? А господа депутаты вотировали изгнание всех принцев поголовно… О, если бы Гамбетта был жив!..

18–19 января

Я выбиваюсь из сил в работе над этой рукой, стараюсь ее написать так, чтоб уже не нужно было никаких поправок, – и не могу. Я изнемогаю от этих усилий.

Что я приготовлю для Салона?

Портрет Дины и крошки Пейрони? Но до выставки осталось всего два месяца… Можно в отчаяние прийти!..

Я боюсь, что не выполню того, над чем начала работать… Если даже я буду работать с остервенением, все равно ничего не выйдет… Я измучилась, устала от этой работы, но я хочу ее окончить, я должна продолжать.

Неудачные дни причиняют мне муки совести и до того возбуждают меня, что я не могу спать. Я вынуждена принимать разные наркотические средства, чтобы уснуть.

С такими людьми, как доктор, Эмиль Бастьен, Жулиан я чувствую себя хорошо, свободно. Беседуя с ними, я высказываю интересные мысли, верность которых поражает меня самое… С ними у меня всегда происходит живой обмен мыслей, с ними у меня всегда есть какая-нибудь интересная тема для разговора… Я уверена, что точно так же я чувствовала бы себя в том образованном обществе, которое собирается теперь хотя бы у госпожи Адан. Оно мне так нравится; оно такое блестящее, живет такой кипучей жизнью… А у нас? С кем бы я стала разговаривать у нас? С нашими жалкими светскими кавалерами? Но с ними можно разве только провальсировать несколько минут, обменяться парой банальных фраз, ответить на комплименты… Ну, а затем?.. Нет, судьба не балует меня…

23 января

Вчера я в кровати стояла на коленях, моля Бога совершить чудо.

Клемансо произнес обширную речь об избираемости судей… Как Гольбейн в живописи, он обладает способностью необыкновенно сжато и ясно излагать свои мысли. Просто трудно уследить за этой удивительно стройной логикой… Что касается меня, то я – эклектик. Мне мало одной логики, я могу восхищаться только красноречием… Но хотя у Клемансо и нет гениальности и богатства речи Гамбетты, он тем не менее может заставить восхищаться собой; этот недостаток он искупает другими сторонами своего красноречия… менее, конечно, захватывающими… Да, о нем можно сказать, что он представляет собой величину крупную. Он силен своей неумолимой логикой, он беспощаден, яростен, несокрушим, отвлеченно-метафизичен… Но во все он вносит искреннюю страсть.

Его, конечно, нельзя сравнивать с Гамбеттой. В нем нет той полноты, того богатства и той возвышенной простоты, которой отличался Гамбетта. Но как бы там ни было, это математический ум, холодно-нервный и в то же время яростный, все-таки он единственный наследник Гамбетты, в гибком и всеобъемлющем гении которого так счастливо сливался художник и государственный человек.

25 января

Портрет Дины мне решительно не удается. Она сделала все, что могла, когда позировала. Но в ее позе столько небрежности! А с этим бороться положительно невозможно. Я прихожу в отчаяние…

Достаточно уже одного того, что мне приходится столько бороться со своим невежеством и неспособностью к работе! Когда что-либо не удается, но знаешь, что сделала все, что в твоих силах, то не чувствуешь, по крайней мере, такой горечи. Но создать какую-нибудь посредственную вещь и сознавать при этом, что способна на лучшее, что это лучшее тебе все-таки не удается, что никто, кроме тебя самой, не виноват в этом… вот от чего можно прийти в бешенство!

Я возьму модель, снова примусь за работу и ручаюсь вам, что окончу ее в неделю.

Но не в этом, собственно, дело… Дело в том, что всякая борьба бесполезна, и ничто мне не поможет, – вот разгадка всей моей жизни…

Сегодня вечером мы у Каншиных, которые были у нас уже три раза. У них по воскресеньям приемные дни. Они русские, и я решаюсь принести эту жертву – выходить из дому. К счастью, там не танцевали; все время разговаривали, и какая-то дама пела, когда пили чай. Госпожа Каншина сейчас же познакомила меня с двумя знаменитыми старцами – Молинари и Тейксье, а сама ушла, оставив их на моем попечении. Она, очевидно, решила, что такая «выдающаяся» женщина, как я, приятно проведет время в обществе этих знаменитостей. А эта «выдающаяся» женщина только и знает, и то чрезвычайно смутно, что Молинари – писатель; что же касается Тейксье, то о нем я решительно ничего не знаю. В этом я могу сознаться здесь, на этих страницах.

Сознаюсь, мне нужно было усиленно следить за собой, чтобы не наговорить глупостей; ведь я ничего, ничего, решительно ничего не знала о моих старцах. Но мое тщеславие помогло мне, и я выпуталась из этого положения: слишком уж сильно было во мне желание, чтобы весь этот салон видел меня в серьезной беседе со знаменитыми людьми…

22 февраля

Голова маленького из моих двух мальчиков вполне закончена.

Я играю Шопена на рояле и Россини на арфе, совершенно одна в своей мастерской. Луна светит. Большое окно позволяет видеть ясное чудное синее небо. Я думаю о своих «Святых женах», и душа моя полна такого восторга от ясности, с которой эта картина мне представляется, что меня охватывает безумный страх – как бы кто-нибудь другой не сделал ее раньше меня… И это нарушает глубокое спокойствие вечера.

Но есть радости, кроме всего этого; я очень счастлива сегодня вечером; я только что читала «Гамлета» по-английски, и музыка Амбруаза Тома тихонько убаюкивает меня.

Есть драмы вечно волнующие, типы бессмертные… Офелия – бледная и белокурая – это хватает за сердце. Офелия!.. Желание самой пережить несчастную любовь пробуждается в глубине души.