Уходя в район Уфимского корпуса и бросив боевой участок, штабс-капитан Журавлев не предупредил об этом воткинцев. Самовольный уход с позиции не может иметь оправдания, но указанные выше обстоятельства говорят о том, что это было сделано не без причин. Что же касается того, что Журавлев не предупредил об уходе штаб Воткинской дивизии или ближайшую часть, нельзя рассматривать иначе как предательство. Это отразилось на устойчивости положения воткинцев и облегчило красным форсирование реки Камы, к этому времени уже покрывшейся льдом. Воткинцы были вынуждены, под нажимом переправившегося через реку противника и под угрозой удара с севера, начать отход со своего выдвинутого вперед участка на восток.

После переправы через реку крупный красный отряд, проделав в два дня большой переход, занял деревню Зипуново и оказался в тылу воткинцев за левым флангом их 2-й бригады. Навстречу был брошен 4-й полк под командой штабс-капитана Болонкина, который задержал дальнейшее продвижение красного отряда. Это дало возможность воткинцам и всем беженцам, двигавшимся с ними, благополучно выйти из задуманного красными окружения. Установив связь с Сибирской армией, Воткинская дивизия заняла участок на ее левом фланге, в 40 верстах к западу от города Красноуфимска.

В районе Уфимского корпуса Ижевская бригада была расположена по селам и деревням, примерно в 170 верстах к северо-востоку от города Уфы. Здесь ижевцы испытывали большие лишения от наступивших зимних холодов. Их собственное интендантство не могло достать обмундирование. Некоторые покупали теплые вещи сами, некоторым помогали крестьяне, другие мерзли или промышляли тем, что плохо лежало. Последний способ был исключением, но жалобы пострадавших доходили до высших штабов сильно преувеличенными. С другой стороны, тяжесть пережитой борьбы и кровавых потерь, неспособность молодого и неопытного командного состава наладить внутренний порядок толкали на желание забыть тягости жизни с помощью спирта и самогона.

В 1-м Ижевском полку, стоявшем в отдалении от остальных частей бригады, командиру полка удавалось поддерживать дисциплину и порядок на значительной высоте. В остальных частях дело это страдало, в большей или меньшей степени, в зависимости от качества командиров. Худая слава о бригаде все увеличивалась. На боевые качества и моральную устойчивость ижевцев, как упорных и непримиримых врагов большевизма, казалось, никто не хотел обратить внимания и использовать для общего дела.

Крепость своей спайки, любовь к Родине и ненависть к ее поработителям ижевцы вскоре доказали, когда власть от Директории, не сумевшей справиться с вопросами государственного управления, перешла в руки адмирала Колчака. Командовавший бригадой штабс-капитан Журавлев, ставленник эсеров, на собрании офицеров бригады, решавших, что делать дальше и за кем идти, был на стороне устраненной Директории. За ним никто, кроме двух его сообщников, не пошел. Эсеровское руководство полностью доказало свою несостоятельность во время защиты заводов, и это все помнили. Непродолжительное обсуждение – «за кем идти?» – закончил молодой прапорщик Ермаков, который громким голосом сказал: «Пойдем за Колчаком – больше толку будет!» Все, кроме Журавлева, согласились. «Устами младенцев глаголет истина», – вспоминал об этом капитан Зуев, вскоре занявший пост командира бригады.

Весь состав Ижевской бригады спокойно принял решение. Ижевцы вступили в ряды белых армий, где – хорошо или плохо – политические вопросы стояли на заднем плане, а на первое место выдвигалось уничтожение большевистского ярма. В лице адмирала Колчака все видели честного русского человека, доблестного солдата и патриота России, для которого благо Родины было выше всего.

Через несколько дней штабс-капитан Журавлев со своими приверженцами, захватив 2 миллиона рублей, скрылся из бригады. По сведениям из штаба армии, его последним днем командования бригадой было 13 декабря. Розыски его успехом не увенчались – по некоторым данным, он перешел на сторону большевиков.

В начале января 1919 года была сформирована Западная армия, в состав которой вошел Уфимский корпус и расположенная в его районе Ижевская бригада. Жалобы на поведение чинов бригады заставили командующего армией генерала Ханжина назначить инспекцию. Был послан генерал Тиманов{149}. Плохо питавшиеся, мерзнущие и скучающие от безделья ижевцы обрадовались: наконец-то кто-то о них вспомнил. Для встречи инспектора ижевцы тщательно подготовились. Весь состав бригады выстроился на большой площади села стройными рядами. Раздалась команда для встречи, и винтовки четко звякнули «на караул». Генерал Тиманов поздоровался и услышал громкий, отчетливый солдатский ответ. Он обошел ряды, осматривал внимательно одежду и обувь, разговаривал.

Странное впечатление производили ряды ижевцев. Стояли как будто хорошо обученные солдаты, но были пестро одеты в пиджаки, в пальто, некоторые в шинели, в полушубки… На головах картузы, кепки, фетровые шляпы, папахи… На ногах – сапоги, штиблеты, валенки или башмаки с обмотками. Большая часть одежды обтрепана, заштопана, в заплатах, давно отслужила все сроки… Больше всего внимание генерала Тиманова привлекли глаза ижевцев. Он проходил по фронту, и тысячи глаз провожали его. Но это не было заученное казенное «ешь начальство глазами». Старого царского служаку нельзя было обмануть. Эти глаза говорили, и генерал понимал, что они говорили: «Мы знаем, кто наш враг! И мы хотим с ним встречи!»

Генерал Тиманов доложил о всем виденном, считая необходимым прежде всего одеть ижевцев, наладить регулярное питание и дать опытного боевого командира. Он вынес убеждение, что бригада будет отлично драться. Особенно он подчеркивал то впечатление, которое произвели на него глаза ижевцев – их прямота, смелость и решимость.

Через Уфимский корпус ижевцы начали получать обмундирование и налаживать правильную доставку продовольствия. Были получены походные кухни. От Уфимского корпуса Ижевская бригада должна была получить и нового начальника.

К тому, что было уже сказано, как в ижевских и боткинских частях было встречено известие о вступлении адмирала Колчака на пост Верховного Правителя, следует добавить подробности, полученные от одного боткинского офицера. Он присутствовал на собрании, которое капитан Юрьев созвал после получения известия об изменениях в верховной власти. На это же собрание были приглашены также ижевцы. Капитан Журавлев, видимо через партийные круги получивший сведения раньше и, как уже говорилось, пытавшийся повести ижевцев против адмирала Колчака, на собрание не пошел. Туда отправилось несколько ижевцев во главе с капитаном Зуевым. Среди воткинских офицеров находились два моряка (в том числе строитель моста через Каму— капитан 1-го ранга Вологдин{150}). Оба морских офицера рассказывали воткинцам об адмирале Колчаке, о его высоких достоинствах, любви к родной стране и к морской службе. Один из них был вместе с адмиралом в полярной экспедиции, и его интересные рассказы захватывали слушателей, заставляя их с уважением относиться к неизвестному им, но выдающемуся