серебряной проволокой, не радовалась. Монеты в широком поясе — надписей на монетках не рассмотреть, но судя по весу, золотые. Покойники не бедствовали. Молодцы, да примут боги вас в свои чертоги, или куда вы там так настойчиво метели. Пистолеты… Тут руки опять заколебались. Разум нервно подсказывал, что оружие хорошее, годное, особенно вот эта пара. Но… Это ж театральщина какая-то: кремни, курки с чеканкой, насечка, надписи витиеватые. Пороховница, пули, пыжи, еще что-то нужное и сугубо оружейное, вот только… Катрин подозревала, что теоретически знает, как это все работает, но руки уж точно ничего этакого не помнили. Вот шестопер — вполне понятный инструмент. Перстни… тоже ценность. Нужно поскорее здесь заканчивать и другие тела осмотреть. Мародерство — та еще лотерея…

Ага, не одна такая умная. Катрин выпустила мертвую, еще теплую, руку сбитого кавалериста. Чуть подальше от пирамиды, над лежащим конскими и людскими телами, возился кто-то еще. Вот опасливо покосился на конкурентку. Зоркий. Катрин знала, что сейчас в темной одежде почти сливается со спустившейся ночью. Соперник наоборот — был в белом, вполне очевидный. Впрочем, ему это не мешало — сосредоточенно стягивал с покойника сапоги. Экий деловитый. Судя по одеянию, конкурент был из местных крестьян. «Феллахами» местные селяне называются, подсказала вновь заворочавшаяся память. Ладно, работают люди, труд малопочтенный, но что ж поделать, нищенствуем. Чего друг другу мешать, нервы изводить.

Пару пистолетов Катрин все же сунула в странную двойную кобуру — возьмем, не сообразим как стреляют, так хоть пугануть можно. Фляг у покойных не было — должно быть у седла висели, унесли водицу перепуганные скакуны. Имело смысл заиметь жилет, ибо холодало. Катрин стянула с мертвеца обильно расшитый предмет кавалерийского обмундирования — пестроват, ну да ладно.

Конкурент меж тем работал шустро и уже сместился к цели, намеченной обеспамятевшей девушкой. Там двое и лошадь упокоилась, есть надежды на флягу. Уступать местному крестьянству Катрин не собиралась — у туземцев с водой проблем, наверняка, поменьше. Решительно зашагала к телам. Феллах осознал угрозу, глянул на шестопер в руке у высокой конкурентки, шакалью грызню затевать не стал, отвернул и занялся изучением переметных сум на павшей лошади, что лежала подальше…

Занятие не вдохновляло. Память что-то этакое бубнила, Катрин понимала что обыскивать трупы умеет, но процесс все равно неприятен. И толку-то от него… Фляг нет, опять пистолеты — аж восемь штук…, ружья, вероятно хорошие и дорогие, но столь антикварно-сувенирного вида, что вообще непонятно, можно ли их в деле применять. Сабля… не иначе, султанского статуса. Носить такую невозможно, продать — опасно, мигом заметут. Вот камешки из ножен повыковыривать разве что… Катрин в сердцах пихнула коллекционное оружие ногой, ощутимо ушибла большой палец. Что-то эти женские «топтушки» совсем как бумажные. Но с покойников снимать сапоги бессмысленно — размер явно не тот. Это вон коллеге феллаху повезло — пыхтит, опять стягивает сапоги, на этот раз — классические верховые, с неудачника-француза.

Катрин разгрузила пояса мертвецов (манера возить при себе столько наличных несколько удивляла, но не вызывала негодования), и пошла к лошади — седельные сумки выглядели многообещающе.

Лошадь было жалко — несчастное животное и в свой последний час тащило на себе изрядно поклажи, вот только сплошь все бесполезное. Хозяин покойной кобылки возил с собой целый походный гардероб, коллекцию курительных трубок и еще много чего. От вида трубок Катрин немедленно затошнило, курительные принадлежности пришлось отбросить. С одеждой, вытряхнутой из мешка, вышла неопределенность: все чистое, аккуратно сложенное, качественное. Гм, ручная работа. Покойник был большим модником. Хотя, скорее это лошадь кого-то из слуг — уж очень однообразна поклажа. Катрин встряхнула широкие шаровары — взять что ли пару?

— Красные берите, не пожалеете. Практично, женственно, к тому же непреходящая классика, — негромко посоветовал феллах, рассматривающий новоприобретенные сапоги.

Катрин оторопела. И смысл сказанного шокировал, и вполне правильная обще-английская речь. Здесь?! Феллах — галлюцинация?

— Да вы не вздрагивайте, добрая госпожа. Я просто с английскими купчишками по делам бизнеса регулярно встречаюсь. Разговариваю мало-мало на мерзком языке неверных, — пояснил мародер и, наконец, выдернул из сапога стельку, принюхался. — Нет, все равно не мой размер. Мелкий гяур пошел, тонкокостный. Может вам сгодятся?

— А с чего вы взяли, что я тоже, это…гяурка? — в растерянности спросила Катрин.

— Так по фигуре и разрезу глаз мигом догадался, — подумав, сообщил феллах. — Да и где вы в сей трагичный поздний час правоверных женщин встретите? Дома они сидят и правильно делают. Да вы не бойтесь, добрая госпожа, я никому не скажу. Тут ведь как дело обстоит: сболтнешь о подозрительной красавице, мигом пристанут «а ты сам-то что там делал»? Этак и последних сапог лишишься! Нет, мое дело маленькое — шпионка и шпионка, наше дело сторона, мало ли смехотворностей Всевышний насылает для испытания простого честного человека.

— Но почему я шпионка? — уточнила Катрин, понимая, что «феллах» откровенно врет, но врет по какой-то странной системе, причем абсолютно не боится схлопотать шестопером, хотя и бдительно поглядывает на оружие в руке молодой женщины.

— А кто же еще? — удивился странный человек. — Французская шпионка иль английская — того не скажу, я человек темный, деревенский. Но неужто не угадал? Может, вы из возвышенных и благородных особ, к примеру, какая-нибудь леди Винтер-младшая, а я лезу со своей невоспитанностью? Молчу, молчу! Хотя нет! Вдруг вы, наоборот, из мамлюкского гарема случайно потерялись? Ай-ай, вернуть вас нужно! Не дело порядочной наложнице в такое время меж мертвецов бродить. Да еще с железом в руках. Этак вы войной живо провоняетесь и холеные ногти попортите, добрая госпожа. Одумайтесь!

— Эта штука понравилась? — Катрин помахала шикарным шестопером.

— Полезная вещь в нашей темной деревенской жизни, — признал феллах. — Может, поменяемся? У меня вот ножик есть. В деревне с таким засмеют, а вам в гаремном садике персики чистить, косточки колупать в самый раз.

Абориген достал характерно выгнутые ножны, хранящие клинок длиной с локоть.

У болезненной девушки к непорядкам с головой прибавилось сильное сердцебиение. Ятаган! Непонятно почему, но просто невыносимо потянуло к оружию.

— Меняемся! — Катрин без колебаний протянула шестопер…

Феллах хмыкал, крутя приобретением:

— И как это зовется?

— Шестопер, — ответила Катрин, обхватывая ладонью отделанную костью рукоять ятагана — вот это руке в самый раз!

— «Шесто-пер», так и запишем. Хотя с