Шрифт:
Закладка:
— Так и сказала? — Розенбаум покачал головой. — Я, конечно, к этой публике отношусь с осторожностью… сколько она с вас взяла за визит?
— Нисколько. — Признаваться в том, что он расплатился с Лизой цветком, было по-прежнему неловко, и Виктор Петрович постарался принять как можно более равнодушный вид. — Попросила прислать ей из цветочного магазина розу.
— Темно-бордовую? — неожиданно расплылся в улыбке Розенбаум. — Вы у Решетовской были? — И тут же улыбка исчезла, доктор нахмурился и очень серьезно спросил: — Это она рекомендовала вам срочно найти психиатра?
— Да. А вы что, ее знаете?
— Не лично. Так, слухи доходили… Пожалуй, имеет смысл с вашим случаем не затягивать. Вы можете сейчас привезти дочь ко мне? Хотя, знаете, давайте поступим по-другому. Поедем сейчас к вам, и я посмотрю на нее в привычной для нее обстановке. Думаю, так будет лучше.
— Конечно. — Виктор Петрович вскочил с диванчика.
Едва они вошли в дом, навстречу бросился встрепанный, испуганный Андрей:
— Виктор Петрович, ну где же вы! Я вам звоню, звоню, а вы вне зоны…
Алейников достал из кармана телефон и едва не плюнул с досады:
— Опять разрядился! Точно, аккумулятор надо менять, невозможно же так — за шесть часов в ноль разряжается. А что ты меня искал?
— Так Мариночка же. — Андрей всхлипнул. — Она проснулась, я ей чайку согрел, а она… да вы сами посмотрите!
Виктор Петрович посмотрел на врача, тот кивнул и коротко спросил:
— Куда?
— Идем, — так же коротко ответил Алейников и пошел вперед. Он первым вошел в спальню и сразу сделал шаг в сторону, пропуская врача. Следом в комнату просочился Андрей.
— Видите? Она уже больше часа так…
Марина сидела на кровати, поджав под себя ноги и прижимая к груди голубого зайца.
— Дочка… — Голос Виктора Петровича дрогнул. — Дочка, ты как себя чувствуешь?
Марина, глядя сквозь него абсолютно пустым, ничего не выражающим взглядом, продолжала сидеть, еле заметно покачиваясь.
— Дайте-ка я… — шагнул вперед Розенбаум.
Звонок в дверь поздно вечером — это всегда не к добру. С визитами в такое время воспитанные люди не ходят, и соседка, даже если вдруг взялась на ночь глядя готовить, постесняется заглянуть за морковкой или луковкой. Лиза подошла к двери и осторожно заглянула в глазок. На ярко освещенной площадке стоял поникший Алейников, и от него так и веяло безысходностью. Лиза отперла дверь и шагнула назад, пропуская в узкий коридор позднего гостя.
Он неловко переступил с ноги на ногу:
— Простите, я, конечно, не вовремя, ну и вообще…
— Ничего, я понимаю, — сочувственно кивнула она. — Заходите. Посидим, чаю попьем…
Виктор Петрович неуверенно переступил порог.
— Проходите на кухню. Я сейчас ромашку заварю.
Алейников послушно двинулся за ней и устроился за столом, в уголке, старательно подобрав ноги, чтобы не мешать хозяйке. А Лиза легко порхала по кухне, доставая чашки, ополаскивая заварочный чайник кипятком, открывая баночки с сушеными травками…
— Я думал, у вас ромашковый чай в пакетиках. — Голос мужчины прозвучал даже для него самого непривычно, расслабленно-мягко.
— Нет, у меня ромашка настоящая, мама сама готовит. У нее специальная грядочка есть на огороде (то, что, собственно, весь мамин огород состоит из таких специальных грядочек, Лиза уточнять не стала), она там всякие растения полезные выращивает. Сама собирает, сама сушит.
— Ваша мама — деревенская знахарка? — Надо же, Виктор Петрович и не думал, что когда-нибудь еще сумеет улыбаться! А получилось совсем без труда.
— Не обижайте наш городишко! Райцентр — это не деревня. И мама не знахарка, она библиотекарь. Просто ей нравится возиться с лекарственными травами, она много о них читает, даже на курсы пару раз ездила. И лечением она не занимается, так, если попросит кто сбор от кашля…
— Так же как вы — не гадалка и не ясновидящая, — понимающе кивнул Виктор Петрович. — У нее тоже есть небольшие экстрасенсорные способности?
— Есть. — Лиза залила травы кипятком и присела за стол напротив него. — Есть, — повторила она уже без улыбки. — Мама чувствует, когда в организме что-то неправильно. Она не лечит, но она может подсказать, к какому врачу надо обратиться. — Лиза сделала короткую паузу и, так же серьезно, спросила: — Марина? Все так плохо?
— Даже хуже, чем я думал. Я нашел врача, привез, но… мы опоздали. Маришка… она ни на что не реагирует, совсем. Розенбаум — это врач, он сказал… он много всякого по-своему, по-медицински, наговорил, я и половины не понял. Главное, все плохо. Маришку забрали в клинику. Будут ей колоть всякие… в общем, лекарства. — Он сжал правую руку в кулак, приподнял ее, осмотрел внимательно и перевел на Лизу несчастный, больной взгляд. — И я ничего, понимаете, совсем ничего не могу сделать! Я не смог спасти свою внучку, — голос его упал почти до шепота, — и я не могу помочь своей дочери.
— Вы не Господь Бог. — Лиза сочувственно смотрела на него. — Вы сделали все, что могли, остальное не в вашей власти.
Она разлила чай по чашкам, придвинула одну Алейникову. Он посмотрел на стол, но сахарницы не обнаружил, а спросить постеснялся. Взял чашку, сделал сразу большой глоток и удивленно поднял брови:
— Сладкий!
— Там не только ромашка, — объяснила Лиза, — есть такая сладкая травка, стевия, мама ее тоже выращивает.
На самом деле Лиза заварила не только ромашку и стевию, она добавила еще кое-что. Конечно, Лидия Сергеевна и диагноз поставила бы более точно, и травы подобрала бы получше, но Лиза и сама видела, что сердце надо немного «подкормить» и стресс снять чем-то посильнее ромашки.
А Виктор Петрович, отхлебывая душистый напиток, теперь уже мелкими, чтобы растянуть удовольствие, глотками, решил, что необходимо объяснить свое появление здесь.
— Понимаете, когда Маришку увезли, мы, конечно, тоже с ней поехали. Но в клинику нас дальше приемного покоя не пустили. Ее оформили и сказали, что посещать можно, но недолго и в приемные часы. Я договорился с Розенбаумом, что он сам будет Маришку вести, он в этой больнице тоже работает.
— Розенбаум — это хорошо, — кивнула Лиза. — Я с ним не знакома, но слышала, что он очень хороший специалист и человек порядочный.
Алейников слабо улыбнулся:
— Он про вас тоже слышал. И тоже сказал… не помню что, но что-то приятное. И когда я ваши слова про ауру повторил, очень серьезно все воспринял. Даже не стал