Поморщившись, я отвернулся от портрета, нарисованные черные глаза с которого, казалось, презрительно наблюдали за разговором, и направился к темному коридору, ведущему вглубь дома. Благо, провожатый мне здесь не требовался.

— Вы хотите взглянуть на подвал? — угадала чиновница и засеменила следом. — Поверьте, там нечего делать…

Поверил, когда увидел. Стоило распахнуть дверь в конце коридора, как навстречу повалил густой едкий дым, плотно затянувший все внутри. Лестницы, уводящей вниз, не было видно — только пара верхних ступенек, остальное растворялось в вязком мраке, похожем на черный омут.

— Тут был отряд зачистки Святейшего Синода, — пояснила Дарья, не помню как там по батюшке, — и до двери в конце подвала не смог дойти никто. Дальше — настоящее болото. Можете попробовать, если угодно, но только потеряете время и силы. Полагаю, сама дверь сейчас и вовсе не на этой стороне…

Судя по ощущениям, тут полдома уже были не на этой стороне.

“То есть, — уточнил Глеб, заглядывая в черноту следом за мной, — чтобы получить дом, нужно зайти в подвал. Но туда дом не пустит, пока у него не будет хозяина?”

“Оценил иронию?”

“И как быть?”

Понятно как. Раз нельзя зайти с этой стороны, надо зайти с той — с Темной стороны. Одна проблемка: оттуда в наш мир вытягивают мертвых, но вот попасть туда живому… Разве что Темнота сама затянет тебя — если ей будет угодно.

— Видите, — вновь заговорила чиновница, когда мы вернулись в гостиную, — как важно подобрать нового хозяина, — и многозначительно кивнула в сторону писем.

Надо же — какой тонкий и тактичный намек.

— Наши комнаты уже готовы? — я повернулся к Савелию.

— Вы что, хотите ночевать в этом доме? — мадам влезла не в свою беседу.

— А что вас смущает?

— Этот дом, как губка, пропитан Темнотой, — она обвела рукой сочащиеся стены. — Весь, не только подвал. За углами, в шкафах, за запертыми дверьми, на чердаке может быть все что угодно. Оставлять обычного человека в этом доме равносильно убийству. Вы можете просто не дожить до утра! — с нажимом добавила она.

“Как думаешь, — я перехватил взгляд стоящего рядом Глеба, — ты доживешь до утра?”

“Ммм… — он сделал вид, что задумался. — А, подожди, я же уже мертвый… Стоит ли бояться?”

— А где вы здесь видите обычных людей? — поинтересовался я. — Я колдун, как и вы. Как и он, — кивая на портрет.

— Я не знаю, кто вы и чего можете, — отрезала Дарья. — Ныне покойный мессир Павловский не подавал о вас никаких сведений ни в Синод, ни в Синьорию. Даже записей о вас не оставил.

Неудивительно. Он вообще не любил заморачиваться — настолько, что до трех лет у меня даже имени не было.

— Мессир Павловский много чего не оставил, — заметил я. — Нормального завещания он тоже не оставил.

— А может, — взгляд чиновницы стал особенно колючим, — это не случайно? Может, у него были причины для такого решения?

А может, кому-то уже пора уткнуться? Ты-то что об этих причинах вообще знаешь?

В следующий миг за моей спиной раздалось дребезжание. Защитные обереги задергались, словно под ними затрясло стену, и, не выдержав, парочка упала на пол. А очищенная от серебра стена тут же начала покрываться пупырчатой жидкой, как нефть, чернотой, словно прорывающейся откуда-то из глубин. Пара мгновений — и из бурлящих пузырей вылупился глаз с огромным черным зрачком и, моргнув, уставился на нас.

— Видите, — с упреком выдала Дарья, — вы рассердили этот дом! Понимаете теперь, как тут опасно!

И чем она хотела меня напугать? Анаморфом? Серьезно?..

Хмурясь, чиновница вскинула руку. С ее пальцев сорвался тугой черный сгусток размером с небольшой мячик и треснул по стене, ударив прямо в открытый глаз. Тот моргнул, но не исчез.

— Поймите уже, — она отправила следом еще один сгусток аккурат в зрачок, — дом полон Темноты! А если вас затянет ночью на Темную сторону? Уверены, что вам хватит сил оттуда выбраться?

Еще один удар пришелся по черноте, заставляя ту рассасываться под напором. Когда-то и я мог создавать такие сгустки. А ведь далеко не каждый колдун способен работать с Темнотой напрямую. Что ж, теперь я вижу, ты не канцелярская крыса. Вот только если ты так много можешь, странно, что еще не поняла, почему этот дом рассердился.

Ведь и я здесь не случайный гость.

— Вас в Синоде не учили, — спросил я, подходя к другой стене, — что такое резонанс?

Сдвинув обереги, я приложил ладонь, и откуда-то из глубины мигом раздалось биение — учащенное, недовольное, как бьется пульс после большой нагрузки. Вот ирония, куча людей мечтает поговорить с Темнотой, душу готовы за это продать, но чтобы с ней поговорить, ее сначала надо услышать.

— Конечно, я знаю, — с легким раздражением отозвалась Дарья, вбивая остатки глаза в стену, — что такое резонанс!

— Дом колдуна как огромная нервная система, вынесенная наружу, — продолжил я, чувствуя, как биение с той стороны становится все громче, как бы стучась в мою ладонь. — Он, словно живой, может беспокоиться, злиться и радоваться.

— И к чему это все? — буркнула чиновница.

К тому, что управлять домом не сложнее чем чужой душой, а за последние годы я отлично научился ею управлять. Плюс ко всему — он охотно отзывался.

Я звонко хлопнул по стене, стучавшейся в ответ изнутри. Стоило мне убрать ладонь — и на ровном месте вылупился черный глаз. Мадам из Синода даже приоткрыла рот.

Еще хлопок — и еще один глаз послушно вылупился рядом.

— Что?.. Что вы творите?! — выдохнула она.

— А на что похоже?

Я шлепнул снова, украшая стену еще одним глазком. А потом еще и еще одним. Развешенные обереги нервно задребезжали, словно требуя прекратить это безобразие. Прикусив губу, чиновница пульнула сгустком в ближайший глаз. Я хлопнул по стене еще разок, создавая новую мишень.

Серебряные побрякушки стали звякать гораздо громче, явно не справляясь со своей работой. Дарья продолжала рьяно метать. Мне достаточно было одного хлопка, чтобы открыть глаз, а ей двух-трех ударов, чтобы его закрыть. Если бы это оказалось игрой, победитель бы был известен с самого начала.

— Хватит! — возмущенно воскликнула мадам, ударяя новым сгустком.