И эта улыбка стала почему-то отдавать холодом, когда он увидел изображение на экране моего телефона.

– Спасибо, все хорошо. Ничего не нужно. – Я замахала свободной рукой.

Вот надо было ему сейчас позвонить! Угораздило же! Хозяин квартиры сейчас подумает, что я мужиков вожу.

Я захлопнула дверь, хотела оправдаться перед арендодателем, но экран уже был темный.

Сколько бы я ни перезванивала, ответа больше не было.

– Свет, что такое? Что не так? – не понимала Юлька.

– Боюсь, хозяин квартиры все не так понял. Он же говорил не водить мужчин, а тут сосед позвонил. – Я чувствовала себя жутко неудобно, потому что вынуждена была грубо захлопнуть дверь перед спасителем, но еще сильнее была боязнь лишиться крыши над головой.

– Позвоню Антону! – решила я.

Но администратор гостиницы, который помог нам с этой квартирой, тоже не ответил. Время, казалось, начало тянуться вечно. Минутные стрелки едва двигались, а я уже написала три объяснительных сообщения, но они так и не дошли до арендодателя. А ведь я даже не узнала его имени! Вот непруха!

Звонок в дверь заставил подпрыгнуть. Я посмотрела в глазок и снова увидела соседа. Не открою!

Если ко мне сейчас летит проверка в виде Антона, то любой мужик, который топчется на пороге, будет выглядеть подозрительно. Не оправдаюсь!

– Светлана! Я вас чем-то обидел? – раздалось из-за двери.

И тут выключился свет.

***

Света

Стук в дверь в темноте заставил вздрогнуть.

Юлька не растерялась – сразу зажгла фонарик на своем стареньком смартфоне и посветила на дверь.

И тут грохот из коридора заставил отшатнуться вглубь квартиры. Со стороны общего балкона, оттуда, где была резная решетка, раздавался дикий скрежет металла.

В дверь застучали так, будто по ту сторону явилось исчадие ада.

– Света! Пустите!

Звук, будто что-то железное бросили о стену, сотряс дом. Звон стекла неподалеку в один момент приклеил нас с Юлькой друг к другу.

Накаленную атмосферу разорвал голос пожилой соседки:

– Уроды, что вы там делаете?! Наркоманы! Проститутки! Я сейчас полицию вызову!

И тут будто вакуум образовался – ни звука больше. Ни скрежета, ни стука, ни шороха.

Да что говорить? Старушкин крик удивил так, что мы с сестрой забыли, как дышать.

Первой решилась подать голос чья-то собака снизу. Причем она так жалобно завыла, что я прямо видела, как она трусливо поджимает хвост. Ее тонкий вой подхватили другие собаки в доме, а потом и уличные бродяжки.

– Батюшки-светы! И полнолуние еще! Черти поганые! – не унималась соседка.

Через дверь стал слышен звук тяжелой поступи.

– Света, пожалуйста, пусти. Я же тебя спас, – снова послышался за дверью голос Алрика. – Тут что-то страшное…

И было в интонации что-то необычное. Будто бы он совсем не боялся, и это жутко резонировало со смыслом сказанного им. Особенно в темноте!

В фильмах ужасов всегда выключают свет в самый жуткий момент. Даже невинные звуки во тьме казались устрашающими.

– Мне страшно. – Юлька прижалась ко мне. – Что там? Мы его пустим?

Причин не пускать не было. Алрик спас меня недавно, но самое главное – вернул сестру. Я просто не могу не открыть ему.

Я повернула ключ в замке, когда в дверь врезалось что-то огромное.

– Етить твою мать, ироды! Чтоб вам пусто было! – подала голос бабуля.

И тут чья-то собака так ры-ы-ыкнула, что стекла задрожали!

***

Майконг

За этот год лисы под четким руководством Майконга изобрели сеть, что удержит его зверя, сконструировали ловушку у выхода из логова лис и даже пустили напряжение по дверям на случай необходимости.

И толку?

Сеть порвалась словно паутина. Ловушка оказалась мелка и бесполезна, а напряжение при выбитых дверях лишь кольнуло зверя.

Майконг бежал по улицам города с такой скоростью, что редкие прохожие даже не успевали понять, что происходит. Некоторые оборачивались, но большинство просто вздрагивало и моргало. После тяжелого трудового дня чего не привидится!

Саванный лис был сегодня абсолютно солидарен со звериным порывом разорвать блондина. Даже радовался, что с новыми возможностями это не составит большого труда. В прежнем размере схватка с белым волком Алрика была бы на равных, но сейчас он просто перекусит тому шею.

Посмел подойти к Свете! Смерти ищет!

Майконг сам вокруг нее на цыпочках ходит, пылинки сдувает, а тут появился хрен из-за шведского бугра!

Еще никогда Майк так хорошо не управлял своим огромным зверем. Лапы слушались, как в те времена, когда его лис был обычным. Габариты ощущались так, словно он родился с ними. Саванный идеально проскальзывал в малейшие просветы, приземлялся с крыши на крышу так, словно был дрессированным лисом-акробатом, а не огромным монстром. Правда, когти вскрывали некоторые крыши, но это пустяки!

Чем ближе он был к Светиному дому, тем ярче чувствовал зверя. С момента, как Леон вколол ему невесть что, его животная сторона словно отделилась, взбунтовалась, не принимала его. А Майк боролся с ней, понимая – нужно доказать, что его дух может управлять даже таким монстром.

Майконг всегда гордился своим редким зверем, несмотря на его мелкий размер. Но и животная половина кичилась собой не меньше, и, когда один из них вырос, второму нужно было каждую секунду доказывать, что он достоин быть главным.

Весь этот год отношения двух сущностей внутри лиса мотало как на американских горках. Майконг верил в себя, потихоньку подминал под себя животное эго, но оно вырывалось в самый неожиданный момент.

Он всегда чувствовал внутреннее сопротивление. Всегда, но не сегодня.

Зверь и человек снова слились в одно целое ради защиты Светы и уничтожения врага. Зверь бы был пойман без человеческого разума, человек бы не добрался и не победил соперника.

Именно поэтому, когда впереди показался яркий и полный людей проспект, зверь полностью доверился человеку. В один миг Майк обернулся в людское обличье, сорвал с выставленного на улицу манекена плащ и накинул на голое тело.

Люди моргнули и отвернулись. Они всегда предпочитали не видеть настоящего, находясь в своем сером мире.

Майк обернулся снова в темном дворе, добрался до дома Светы и одним ударом разгромил трансформаторную будку.

Алрик – волк. Стайное животное. Он тут точно не один.

***

Света

– Там что, собаки дерутся? – Юлька схватилась за меня так, будто мы стояли на краю обрыва.