лицо перед своей невестой. Не скрывая растерянности, он ерошил светлые волосы, тер покрасневший нос, сплетал длинные суставчатые пальцы так энергично, что потом с трудом их распутывал, а еще ходил взад-вперед, невнятно разговаривая с самим собой. Джуп оставалось только стоять и беспомощно наблюдать, ведь на ее неуверенные попытки заговорить мэтр отвечал свирепым шиканьем, а стоило ей только тронуться с места — он угрожающе тряс указательным пальцем, как это делают обычно рассерженные учителя.

— …Идти!.. — забормотал Мимулус, наконец-то сосредоточившись на какой-то одной мысли. — Или не идти?.. Что хуже?! Или не идти, разумеется, не идти, но и не стоять на месте…

Тут он принялся рыться в карманах, пока не нашел небольшую книжечку, похожую на записную. Внутри нее, как заметила Джуп, изо всех сил вытягивавшая шею, было полно листочков с замысловатыми разноцветными оттисками печатей. Мэтр Абревиль вырвал один из них, подбросил в воздух и торопливо выкрикнул короткое заклинание. Увы, ничего примечательного после этого не произошло, разве что листочек в воздухе рассыпался на пушинки, похожие на семена одуванчика.

— Ах так! — с беспомощной злостью вскричал Мимулус, и вырвал сразу три листочка сразу, а затем принялся их подбрасывать по очереди, повторяя заклинание с такой яростью, будто проклинал кого-то до седьмого колена. Но клочки бумаги превращались то в пар, то в брызги, то в щепотку блесток — хотя мэтр Абревиль, по всей видимости, ожидал от них отнюдь не этого.

— Что это? — воскликнула Джуп, глядя с невольным восхищением на эти крошечные проявления волшебства.

— Это?! — негодующе повторил Мимулус, уставившись на нее и потрясая книжечкой так, словно собирался изорвать ее на мелкие кусочки. — ЧТО ЭТО?! О, все очень просто! Это улетучивается всякая наша надежда на спасение! Я и не думал, что потеря лицензии так быстро отразится на… на… Словом, у меня отбирают одно право за другим! Подумать только, я еще был недоволен извозчиком-гоблином. А теперь, судя по всему, мне не положена и ездовая жаба!..

— Так эти бумажечки… — начала Джуп, с еще большим любопытством разглядывая книжку мэтра Абревиля.

— Бумажечки! — Мимулус воздел руки к небу, словно призывая силы небесные стать свидетелями невероятной глупости, но тут же вспомнил, что не это нынче главная беда, и вновь принялся скорбно причитать. — Да это же росендальские билеты, дающие право на передвижение с магической почтовой службой! Где бы ни очутился лицензированный маг, не считая мерзких миров Туманности — он может призвать почтового извозчика, чтобы накопить силы для следующего перехода между мирами. Собственно, так мы очутились в повозке Петера, если вы не поняли. Не думаете ли вы, что при межмировых путешествиях можно полагаться на случай? Да чародеи забыли бы свое имя, прежде чем добрались бы в Росендаль на своих двоих! Но билеты теперь бесполезны, мне больше не полагается пользоваться помощью почтовой службы, словно я грязный, подлый фальшивоволшебник, затерявшийся среди бесчисленных блеклых миров!..

И бедный мэтр Абревиль, потеряв последние крохи самообладания, взвыл от унижения и досады, в полной мере осознав, скольких благ лишился вместе с лицензией — и предугадывая, скольких еще лишится. Его худая сгорбленная фигура сотрясалась то ли от гнева, то ли от сдерживаемых рыданий.

Горе это было так велико и неподдельно, что Джуп, поборов нерешительность, подошла к нему и обняла, угадывая, что время высокомерного мэтра Мимулуса, чародея-гордеца, безвозвратно ушло — или вот-вот уйдет. Действительно, пару раз возмущенно дернувшись, Мимулус обмяк, приглушенно пискнул и обнял Джуп так же крепко, как и она его. Вместе с горько оплакиваемыми правами чародей утратил прежнюю личину самоуверенности, и теперь выглядел тем, кем и являлся на самом деле: испуганным и потерянным юношей, не знающим, что делать дальше. Это одновременно и успокаивало, и тревожило — с одной стороны Джуп теперь совершенно не боялась своего нежеланного жениха-чародея, с другой — становилось вдвойне страшно из-за загадочных опасностей, в которых Мимулус явно смыслил ненамного больше ее самой.

— Мэтр Мимулус… — промолвила Джуп как можно мягче. — Не убивайтесь так…

— Ох, да какой я теперь мэтр!.. Я потерял всякое право так называться, даже не успев к привыкнуть к этому званию. Вы… полагаю, вы можете звать меня Мимму, — сдавленно отвечал тот. — Это мое домашнее прозвище, — тут он и вправду всхлипнул. — О, милый дом! Я никогда не смогу вернуться туда! Даже если я каким-то чудом останусь жив после этого безобразного приключения — как я посмею переступить родной порог, будучи опозоренным навеки?..

— Это все из-за того, что я сломала печать? — спросила Джуп, решив быть безжалостной к себе.

Мимму — теперь уж просто Мимму, — сначала было промычал что-то жалобно-утвердительное, уткнувшись ей в плечо, но затем решительно вздохнул, отстранился и твердо произнес:

— Нет! Нет, я хотел бы, чтобы это все случилось из-за вас, ведь гораздо удобнее винить во всем кого-то другого, но это неправда. Тут целиком и полностью моя вина. Я нарушил предписания магического законодательства, когда украл запечатанное проклятие, а все остальное — следствие моего проступка. Я должен был лишиться лицензии в тот момент, когда взял свиток. Но тогда мне удалось обойти закон — недаром же я столько изучал магическое право! — а вот в Силенсии кара меня все-таки настигла. Вы всего лишь приблизили справедливый исход.

— Зачем же вы… ты, Мимму, украл проклятие? — Джуп хотела прибавить, что мэтр Абревиль меньше всего похож на человека, склонного к воровству и авантюрам, но не решилась — она до сих пор не была близко знакома со злоумышленниками и подозревала, что не так уж хорошо в них разбирается.

— Затем, что проклятие было преступным! — произнес мэтр Абревиль после некоторого молчания, и в словах этих было больше уверенности, чем во всем, что он говорил до сих пор. — А преступления должны быть раскрыты и преданы огласке. Благодарю тебя, Джуп, что напомнила мне об этом. Что-то я совсем расклеился, стыд мне и позор. Чуть не позабыл, что умолчание о злодеянии — такое же злодеяние, и об этом написано в кодексе магических законов! Стало быть, закон вынудил меня стать преступником, и я все еще служу росендальскому законодательству, как и прежде.

И он, словно применив к самому себе тайное заклинание, вновь стал собранным и деловитым.

— Что ж, раз почтовые билеты недействительны, обойдемся без них! — с этими словами Мимулус пригладил растрепанные волосы, поправил смявшуюся одежду