мяса животных без крови. Очевидно, оно отражало подмеченную закономерность, что в таком виде мясо может быть сохранено дольше и приготовлено чуть лучше, особенно в жарком климате, и не вызовет определенных заболеваний. Вполне вероятно, что Моисей поделился такого рода знанием с людьми. Но впоследствии оно в самой Библии обросло «божественной философией»: во-первых, было приписано непосредственно Божьему откровению, во-вторых, получило такое метафизическое обоснование, как в крови всего живого душа его есть (ер. Быт. 9, 4, Лев. 3, 17, 7,26).

Такого рода «человеческий фактор» в Библии следует признать. Более того, его следует признать сильным. Моисеевы правила нет смысла распространять на все века, народы и культуры (о чем христианство в самых своих истоках дает, как минимум, важное указание). Любые поступки вождей Израиля, особенно связанные с убиением ненавистных язычников, тоже не нужно вслед за библейским текстом приписывать Божьему повелению. Евреи вполне могли сначала убить некоторое количество своих противников, а потом приписать всю ответственность Богу, что Он якобы это им поручил. Смакование всяческих стихийных бедствий, которыми якобы Бог карает Египет – эти страницы тоже вполне можно считать преувеличением, плодом человеческой фантазии, пышущей ненавистью к своим многовековым поработителям и обидчикам.

Это страстное настроение библейских авторов (а их много и не все нам известны, как например, редакторы Торы) не следует приписывать Библейскому Богу. И если мы двинемся таким путем, отводя от Бога явно жестокие, неразумные, явно человеческие мотивы и повеления, то мы снимем большую часть претензий к Богу со стороны неверующего ума.

Однако из этого никак не следует, что все библейские идеи, особенно основные, духовные, религиозные суть чисто человеческие измышления. За сверхчеловеческое происхождение Библии ручается ее «неудобство», ее нарочитая трудность, отмеченная нами выше. Из всей Библии постараемся далее выделить главное – эти сверхчеловеческие идеи, используя тот контекст, в котором Библия приходит в мир.

Вообще говоря, мы здесь вступаем на проторенную дорогу древних христианских апологетов. Когда современные им язычники читали Ветхий Завет, они, как и современные нам читатели, поражались мелкости, страстности, ревнивости и жестокости племенного бога евреев, который претендует на пост Единого Творца всех миров. Апологеты и предлагали аллегорическое или типологическое понимание библейского текста, сознавая, что только буквальное его прочтение может оттолкнуть от Библии (а с нею и от христианства) большую и лучшую часть язычников. Конечно, мы вынуждены констатировать, что сами библейские летописцы в огромном большинстве случаев не пытались вложить аллегорию в свой текст, они рассчитывали на буквальное понимание их слов. Это очевидно. Не очевидно другое, а именно расширение в приписывании Богу таких повелений, которые уж слишком сильно «пахнут» чем-то человеческим.

Бог и боги природные

Ветхозаветная история – это история борьбы библейского Бога против окружающих Его языческих богов. «Окружающих» – разумеется, в сердцах израильтян. Единый Бог на этом поле выходит на бой с богами Египта и Междуречья, бросает им вызов и побеждает. Но момент начала этой борьбы таков, что за библейского Бога – только некая память о предках, и очень немногие пустынные кочевники эту память как-то хранят. А все видимое торжество – за «вражескими» богами.

Атмосфера этой борьбы и окрашивает библейское повествование в особые, апологетические тона. Тора и книги пророков – это не только летопись этой войны, эти книги – сами воины на ней. Во времена их написания борьба была нисколько не закончена. В наши дни, когда мы это все читаем, обстановка уже иная. Современные боги, противостоящие Богу Библии, выглядят и называются иначе.

Начало библейской летописи возводится к самому сотворению мира и человека, но вся эта древняя история преломляется через созерцание Моисея – реального ав-тора-вдохновителя основного массива Торы, сколько бы редакторских рук ни потрудилось впоследствии над его текстом. Поэтому и вся книга Бытия пишется на фоне освобождения от египетского рабства. Взгляд автора поневоле подкрашивает в соответствии со своей современностью и само древнее повествование. Идет борьба богов, и она же просматривается ретроспективно.

Поэтому без понимания сущности религии Египта и Междуречья библейского Бога понять трудно.

Давно подмечено, что единобожие исторически свойственно кочевникам скотоводам, как и отсутствие городской цивилизации, а оседлым земледельцам свойственно не только строить города и развивать в них ремесла, но и умножать пантеоны богов. Израильский народ, если отсчитывать его от Авраама, и становится народом кочевым, не цивилизованным, но держащимся за Единого Бога. А вокруг него – устойчивые и оседлые цивилизации Египта и Междуречья.

Кстати, на этом фоне читателю уже может кое-что подсказать указание на профессии Каина и Авеля. Авель – скотовод, а Каин – земледелец, потомки коего уже строят города.

Действительно, такая закономерность отмечена в истории: единобожие кое-как сохраняется лишь у кочевников. Земледелие дает большой прирост продуктов питания, что позволяет перейти к городской цивилизации. По меньшей мере, это касается древних плодородных земель, описанных в Библии, так называемого «плодородного полумесяца» – области на карте, охватывающей долину Нила, Тигра и Евфрата. А цивилизация, как и богатства при ней, развращает людей. С другой стороны, земледелие продолжает зависеть от погоды и постоянно развивает культ богов (богинь) плодородия. Они переходят в фаллические культы, а нравы адептов таких культов нет нужды описывать. Не так давно прочитанные археологами ханаанские записи показывают безумный культ всяческого разврата.

Первые библейские люди, вернувшиеся после Ноя к почитанию Единого Бога – это скотоводы. Один из них Иов, богатство которого перечислено в книге в головах скота, а другой – Авраам. Они жили примерно в одну эпоху, около двух тысяч лет до Христа. Споры о Книге Иова, как и о времени жизни Авраама, ведутся тоже давно, но уже ясно, что и книга Иова – древнейшая в Библии, возникшая еще в доизраильские времена, и что Авраам жил примерно в ту же эпоху. Авраам становится первым после Ноя описанным в Библии человеком, кто, движимый призывом свыше, оставляет городскую цивилизацию и идет в пастухи-кочевники. Идет, разумеется, в поисках Бога.

Таков же будет и Моисей. Он тоже призывается тем же Богом Авраама не в Египте, а в изгнании, когда уже пожил несколько лет с племенем своего тестя Иофора, верующего в Единого Бога. Удивительно, но та же история повторяется спустя две с половиной тысячи лет в Коране. Мы видим в житии Мухаммеда и его откровениях, что и он встречает ханифов – стихийных поклонников Единого Творца, которые изредка, но еще встречаются среди арабов, и именно среди кочевников-скотоводов, а не в богатых торговых городах, вроде Мекки. И они ревностно хранят свое поклонение Единому Богу, не придавая Аллаху