глазами куда-то вверх, сквозь облака, будто стремился увидеть звезды. Я в свое время на них насмотрелся, очень его понимаю: вечное зрелище, за такое и умереть не жалко.

Потом чуть прикусил лежащего за руку, будто тоскуя, а на самом деле – взял пробу ДНК. Пригодится чуть позже. Наверное. Хотя можно и по-другому, да…

– А псину я тогда топором! – опомнился Федор. – Терять-то нечего!

Я бросился в дом. Мне и нужно было всего несколько минут, раз уж так все получилось. Раз мой мудрый мозг выбрал из ста вариантов дальнейшего поведения сто первый.

Федор оглянулся, почесал немытую голову. Потом позвал уходящего боком куда подальше Решку, сплюнул и подобрал топор, стараясь не смотреть на мертвого Антона. Все это и дало мне нужное время.

Зубами открывать комод – занятие так себе. Нет, ухватить и потянуть несложно, хуже то, что приходится уворачиваться от падающего на голову барахла, за которым с треском выпадают и сами ящики. Норовят попасть по голове, а это больно. Да и по лапам – не подарок.

Мне были нужны ингредиенты для перестройки организма. Пока Федор еще ругается на улице с покинувшим его собутыльником. Пока еще солнечно. Пока до Машкиного поезда еще часов пять. Пока пахнет липа…

Не знаю, как все это коррелировало друг с другом в моей раскаленной голове, но каждый элемент был важен. Каждый – на своем месте, как кристаллы в ячейках давно утонувшей капсулы. Как рисунки созвездий и тонкая пелена облаков над этой планетой – я хорошо запомнил этот вид из космоса. Именем Исаака Ньютона и Илона Маска, game over!

Кобейн жив и неисчерпаем, как и атом, верно?

Голова трещала и разваливалась на части, плоть бурлила и сползала к подушечкам лап, обнажив ревалитовый скелет, который сейчас стремительно менялся, раздвигаясь в длину. Металлические кости утолщались, а я хватал новыми острыми зубами и глотал то, что может мне помочь при перестройке организма.

Возможно, показалось, но я чувствовал тонкий запах дыма – то ли из соседского двора, где жарили шашлыки, то ли от чипа моего несчастного мозга, перегревшегося окончательно.

В пищу шел металл, да. В основном он – я сгрыз ручки от ящиков комода, потом валявшийся до лучших времен мешочек с гвоздями, выплюнув жеваный лоскут холстины. Дальше в ход пошли разнокалиберные ложки из кухни, кусок газовой плиты и ковшик, в котором Антон варил мне похлебку по утрам. Нужно еще, не из стены же арматуру выкусывать. Попался на глаза железный рубль. Талисман Антона, не стоящий на самом деле почти ничего, но дорогой для него как память. Советской еще чеканки, с потемневшим по краям профилем Владимира Ильича, лобастой отрубленной головой глядящим вправо.

В светлое будущее всего человечества, не иначе.

Я схватил и сожрал его. Не пропил – уже хорошо, дед мог бы мной гордиться. Потом в ход пошли пластик бутылок, стекло и керамика. Вода! Мне нужно много воды – я открыл кран и сперва черпал стаканом, напоследок сожрав и его, потом припал к воде, практически встроил себя в магистраль подобно стиральной машинке. Не сам придумал – подсмотрел однажды за хозяином, хлебнувшим по ошибке неразведенный спирт и так же, оттопырив задницу, надолго приникшим к крану.

Достаточно… Я разогнулся, встав во весь рост. Кажется, проломил своей новой макушкой бетонное перекрытие, разделявшее первый этаж и мансарду, но такие мелочи меня уже не волновали. Тело номер семь, для разведки на планетах с агрессивной средой обитания.

Если вы сочтете здешнюю среду не такой, я мог бы с вами аргументировано поспорить. Немного позже. Сейчас, как вы понимаете, мне некогда.

Федору я вырвал кадык острыми ревалитовыми когтями, топор забрал из сразу ослабевших пальцев и бросил куда-то за спину. Припал к бившей струей крови ране и вдоволь напился. Для нового метаболизма не хватало соли, вот это упущение я и исправил. Заметно полегчавшее туловище оставил валяться прямо там, в тесной прихожей скромного домика. Не с собой же таскать, в самом-то деле.

На улице моему новому телу стало свежо. Рассчитанное на все, вплоть до погружения в действующие вулканы, в начале здешнего лета оно мерзло. Поправимо. Надо только поднять температуру окружающей среды. Системы линз на заплечном горбе настроились на местное светило, добавили энергетический импульс и начали работать автономно. Немного шумно, особенно позже, когда в горящие дома начнут проваливаться крыши, но зато эффективно. Жар от пылающих вдоль улицы деревьев поднял мне настроение.

Я подобрал тело хозяина и завернул в мешок для образцов органики – часть моего нового «я». Композитная асбестово-углеродная ткань, не корова чихнула. Сохранится в лучшем виде, что бы ни происходило вокруг.

К шести часам вечера Энск перестал существовать. Вызванное ошалевшим начальством звено вертолетов я обезвредил на расстоянии, а бомбить пылающие развалины города пока опасались. Когда решатся, я уже уберусь отсюда подальше. Вдалеке, на бывшем складе ГСМ методично что-то взрывалось, добавляя паники и звукового хаоса, похожего на внезапно начавшуюся артиллерийскую канонаду. Людей, кстати, если они не пытались меня остановить, я не трогал. С них хватит и пожара, методично пожирающего городок. Почти весь. За исключением вокзала, на котором я, выполняя просьбу умирающего, ожидал вечерний московский поезд.

Не знаю, стоило ли ждать. Мешок для образцов, через ткань которого проглядывало мертвое заострившееся лицо хозяина, я положил на асфальт. Его внучка, он же обязан присутствовать. Над головой – или это опять сбои мозга, фантомы и артефакты – промелькнули три черные тени. Великоваты для птиц, но и на самолеты не похожи совершенно. Пусть себе летят, я не возражаю.

Нечто внутри подсказывало мне безнадежность мероприятия, но я стоял на пустом перроне и терпеливо смотрел в затянутое дымом небо. То самое, где далеко отсюда сияют вечные сочетания звезд, а мое мудрое руководство отправляет в полет все новых и новых Разведчиков.

Храни вселенная их нестойкую психику, если они долетят сюда!

Чужое небо

– Мать вашу, а где сортир?! И это… Куда все делось?..

Толик растерянно огляделся, держа в руке стаканчик с зубной щеткой и тюбиком пасты. Вид у парня был изумленный, да вот беда – видеть это со стороны некому. Никого вокруг. Ни людей, ни зверей. Только вперед, сливаясь на горизонте точку, уходили бесконечные рельсы. Ржавые, давно и без дела лежащие на старых деревянных шпалах. Тишина и печать заброшенности на всем. Трава выросла между рельсами местами по пояс, так что и не железная дорога это – просто направление.

Из ниоткуда в никуда.