– И что же в нем кажется странным тебе?

– Ну, начнем с того, что память господина Селезнева как-то очень резко и неожиданно улучшилась, причем сразу же после появления официального подозреваемого.

– О чем это нам говорит? – несмотря на недавнее недовольство включился в игру Константин.

– Возможно, дело действительно в гнусном характере Григория Никифоровича, и его неприязни к Вайсу. Внезапно представилась возможность хорошенько насолить предмету ненависти, и Селезнев просто не смог пройти мимо…

– Но по твоему тону заметно, что ты не очень в это веришь.

– Учитывая, что ты тоже не выглядишь довольным от того, что нашелся свидетель, подтверждающий виновность твоего подозреваемого – это же можно сказать и о тебе. А теперь позволь кое-что добавить. Как утверждает уже мой свидетель, на одной из репетиций Селезнев, в шутку, естественно, угрожал смертью Татьяне Георгиевне. Посему – не является ли внезапное прозрение Григория Никифоровича попыткой отвести от себя подозрения и свалить вину на столь удачно подвернувшегося Вайса?

– Если не считать того, что мы не можем связать его с ядом или записками комплиментарного содержания, но на грани приличий.

– Ну, господин Селезнев очень высокого мнения о своей персоне, так что я могу представить его навязчивые ухаживания. Как и ярость, когда его отвергли.

– То, что ты можешь представить, и то, что ты можешь доказать – очень разные вещи, – устало потер виски Черкасов.

– Как скажешь. Но не показалась ли тебе также подозрительной реакция Сурина?

– А с ним-то что не так? – удивился Константин.

Павел вскочил со стула (бедняга опять печально всхлипнул) и принялся ходить по комнате больного взад-вперед.

– Родион Герасимович у нас натура страстная и вспыльчивая, как доказывают его сольные выступления на кладбище и в театре. Более того, в обоих случаях он крайне чувственно упоминал Татьяну. Сурин – чистый дикий мавр! Его ненависть как раз должна быть направлена на Осипа Эдмундовича. Но нет! И откуда ему, кстати, знать, что Вайс не мог отравить Татьяну? Что если подозрения полиции и неудачное бахвальство Селезнева раздражают его именно потому, что он убил Филимонову в порыве ревности и невольно считает, что любые иные версии бросают тень на столь красивую драму?

– Ну, это ты уже хватил! – фыркнул Константин.

– Я бы сказал, что оба этих господина куда больше похожи на отравителей, чем несчастный Осип Эдмундович.

– Напомнить тебе, как выглядел предыдущий убийца, которого мы нашли? – осадил друга Черкасов. Действительно, убийцей преподавателя гимназии оказался самый неподходящий с виду субъект.

– Будь по-твоему! Но не думается ли тебе, что нам стоит, как минимум, побеседовать с Селезневым и Суриным первым делом завтра с утра?

– Нам? – вскинул брови Константин.

– Ой, умоляю, не заводи речь про партикулярное лицо! Если бы не я, ты бы до сих пор томился в неведении! Мне кажется, я заслужил присутствовать при разговоре, – Павел хитро улыбнулся. – Тем более это не допрос, мы просто собираемся поговорить с ними самым что ни на есть партикулярным порядком, ведь так?

Глава восьмая

«Время не ждет»

От Бетси Павел знал, что Селезнев и Сурин не любят выходить из дома до обеда. Из-за этой их привычки первые несколько попыток Митрофана Федоровича назначит репетиции на утро пошли прахом. Именно поэтому решено было навестить обоих, как только начнет светать – не пустить полицейского чиновника, пусть даже с частным визитом, они не посмеют, а ранний визит застанет их врасплох и не даст времени собраться с мыслями. По крайней мере именно такие аргументы привел Руднев, и Черкасов нашел их убедительными. Про то, что утро у него выдалось абсолютно свободным, а вот к полудню начинались уроки, Павел дипломатично умолчал.

Жили несостоявшиеся дуэлянты сравнительно недалеко друг от друга: Сурин в родительском доме на Дворцовой, между Карамзинским садом и окружным судом, а Селезнев – чуть дальше, уже за торговыми рядами, на перекрестке более шумной, ярмарочной, части Дворцовой и Лосевой, где селились преимущественно купцы.

Руднев с вечера сговорился с извозчиком, и «ванька» чуть свет ждал его у ворот. Оттуда они заехали за Константином. Несчастный коллежский регистратор чувствовал себя получше и держался молодцом, но при этом не переставал трубно сморкаться и оглушительно чихать. Павел морщился. Возница вздрагивал. Лошадь сбивалась с шага. Звонкое «а-а-апчхи» отражалось от стен домов на пустых с утра улицах.

Дома у Сурина друзей ждала неожиданность – заспанный слуга, напуганный полицейским визитом, отправился будить молодого барина, но уже спустя минуту вернулся обратно. Он удивленно сообщил, что постель Родиона была пуста, а куда он мог уйти в такую рань никто не знал. Павел и Константин мрачно переглянулись. На шум в прихожую спустился отец Сурина, Герасим Михайлович, в богатом теплом халате. Узнав о пропаже сына, он не на шутку взволновался.

– Да, Родион пришел вчера в крайне мрачном настроении. Закрылся в своей комнате сразу же, и не вышел даже на ужин. Ума не приложу, куда он мог отправиться…

– Герасим Михайлович, – повинуясь интуиции решил спросить Черкасов. – А нет ли у вас дома дуэльных пистолетов?

– Дуэльных пистолетов? – удивленно переспросил Сурин. – Отчего же, есть. Красивые, французские, еще от деда остались. А почему вы… – он осекся. – Уж не думаете ли…

– Прошу вас, со всей возможной скоростью проверьте, лежат ли они на своем месте, – прервал его Константин. Они с Рудневым проследовали за хозяином дома в его кабинет. Там Герман Михайлович долго искал ключ, но в итоге все-таки открыл секретер.

– Черт меня раздери! Футляр всегда лежал здесь!

Не сговариваясь, Константин и Павел развернулись и бросились назад, к вознице. Тот щелкнул кнутом. Экипаж на полной скорости полетел на Лосевую. Однако и здесь их ждала неудача – Селезнев также отсутствовал дома. Уже проснувшийся дворник смог сказать, что Григорий Никифорович ушел пешком не более десяти минут назад.

– Проклятье! Значит, они все-таки сговорились стреляться! – раздраженно тряхнул головой Константин. – Если их не остановить, эти остолопы убьют друг друга! Но где их искать?

– Не знаю, – сокрушенно ответил Павел. – Может, на кладбище? Или в лесу каком-нибудь…

– Ты сам понимаешь, насколько это расплывчато. Мы даже не успеем разослать городовых.

– Постой! Безуцкий может знать! – осенило Руднева. – Родион вчера пытался записать его в свои секунданты. Быстрее, нужно ехать к нему!

И снова понеслась дикая гонка. Экипаж нещадно подбрасывало и качало на ухабах, пока они летели в дом Безуцких в начале Большой Саратовской. Там они чуть не столкнулись с другой коляской, как раз выезжавшей из ворот. В ней сидела наскоро одетая пожилая