Он был совсем юнец: даже бороды еще не было, только пушок покрывал щеки. Кожа у него была светлая, волосы черные, черты лица тонкие, словно точеные, и на вид он был такой же прямой и открытый, как мать. Матушка любила его больше всех на свете и желала во что бы то ни стало женить. Когда она заговорила об этом с его дядьями, они ответили, что он чересчур молод, ему и было-то всего шестнадцать лет. Но Матушка тем не менее сделала свой выбор, ей приглянулась девушка из соседней деревни. Обе семьи уже были связаны узами крови. И вот Матушка стала терпеливо ждать, чтобы сын сам выразил желание жениться. Однажды, когда она беседовала с талебом, тот ловко повернул разговор:

— Дети взрослеют быстро. Твой-то уже настоящий мужчина.

Матушка, сразу смекнув, в чем дело, сказала в ответ:

— Вижу, вижу, куда ты клонишь, старый шакал.

— А если видишь, почему же не ищешь ему жену? Если долго будешь мешкать, он и в самом деле подумает, что остался сиротой.

— Как это сиротой? Да у него столько дядьев, — сказала она, пожав плечами. Потом добавила с лукавым видом: — Можешь сказать ему, что я уже нашла для него красивую девушку и что свадьбу сыграем летом, сразу после обмолота пшеницы и ячменя.

— Я всегда знал, что ты женщина решительная и с размахом.

С того дня приятели Саада не переставали подтрунивать над ним.

А Матушка тем временем заготовила кускус, купила все необходимое, велела пошить всем новое платье. Расширение кровных связей предполагало значительное увеличение числа родственников, которых требовалось одеть. Так уж было заведено обычаем.

XVII

Махфуд, старший сын Матушки, сел верхом на мула и отправился к своей тетке с материнской стороны.

Семейство его матери вело свой род от прославленных Буренан Бен Аззединов, вождей племен зуара, ограбленных и разоренных, подобно всем другим племенам, колонизаторами. Некоторые еще помнили былые времена величия и славы, когда пастбища их простирались без конца и без края от Себакха до самого Азеля. Тогда не было безлошадных семей. И празднества со скачками составляли гордость наездников.

Махфуд скакал до самого вечера, не дав бедному животному ни разу передохнуть. Когда же после вечерней молитвы он добрался, наконец, до своей тетушки, его встретила свора собак. Усталый мул с трудом поднялся по каменистой тропинке. Маленькие огоньки, мелькавшие во тьме, словно звездочки, указывали путь к очагу, где еще не спали. Собаки следовали за ним по пятам. Когда он подъехал к дому, из двери, прежде чем он успел позвать, вышел молодой человек и тут же узнал его по голосу.

— А, это ты, дядя? — Он с почтением бросился к нему. — Добро пожаловать, дядя. У нас как раз все в сборе. Я позабочусь о муле.

Он тут же привязал мула к двери и повел своего дядю в дом. Мужчины и женщины сидели напротив друг друга вокруг огня. Все встали, чтобы поздороваться с ним. Когда дошла очередь до тети, ее пришлось поддерживать: она была слепой.

— Где ты, сын моей сестры? Где ты, мой лев? — спросила она, вытянув руку.

— Я здесь, тетя, я здесь!

Он взял ее за руку и, обняв, поцеловал.

Тем временем девушки расстелили ковер и разложили на нем подушки. Гостя усадили на самое почетное место, рядом с дядей Булахрасом.

— Не каждый день случается нам принимать такого гостя. Твое присутствие среди нас достойно жертвоприношения.

Махфуд хотел было извиниться за свое появление в столь поздний час, но ему не дали говорить. Старик уже отдал распоряжение своим сыновьям пойти в загон за ягненком. И вскоре двое молодых людей вернулись с зарезанным ягненком, которого они притащили к центральному столбу жилища и в мгновение ока тут же разделали его. А дядя с тетей засыпали Махфуда вопросами о семье, о детях, о здоровье, об урожае. Одна из невесток встала, чтобы взять из рук мужа печенку, которую тот вынул, и пошла к очагу. Приподняв платье, она села, скрестив ноги, и принялась за дело с помощью своей сестры Урдии. Они разрезали на кусочки печень, сердце, легкие и поставили все это жариться на огонь. Вскоре весь дом наполнился запахом жареного мяса.

— Поторапливайтесь, дочки, — сказала им тетя, — наш гость проголодался.

Остальные девушки палили голову ягненка и ножки. Махфуд обратил внимание на Урдию, которую он видел в первый раз. У нее были большие черные косы, горделивая осанка и чарующий взгляд.

Дядя торопил Махфуда:

— Ешь, ешь и не обращай на меня внимания. Я слишком много болтаю. Это все, что мне остается, ведь я не могу больше работать.

— Нет, дядя. Ты для нас образец, достойный пример во всем.

Молодые люди извинились и пошли спать. Старая тетушка велела своим невесткам стелить постель и тоже идти отдыхать.

— А то кто завтра будет доить коров? — сказала она, зевая. — Я засыпаю на ходу. Поднимайся и ты, старый, отведи гостя к его постели. Он, должно быть, очень устал.

Проснувшись, Махфуд стал собираться домой, сказав, что его ждет работа. Бахджа попрощалась с ним и благословила его. Она надавала ему множество подарков для своей сестры и для всего семейства.

Весна была на исходе. Пшеницы и ячменя почти не осталось. В эту пору чаще всего и появлялись бандиты. Они нападали на фермы, крали скот и грабили людей.

Махфуд ехал верхом на муле. И вдруг, подняв голову, он почувствовал, что за ним следят. Два всадника приближались к нему, тогда как остальные наблюдали за ним с холма. Он съехал с тропинки и двинулся напрямую. Повинуясь ему, мул побежал быстрее. Бандиты угрожающе размахивали руками, но он все подгонял мула и почувствовал себя в безопасности, лишь когда подъехал к самой деревне.

XVIII

Минувший год был голодным годом. Люди ели клубни растений, корни и траву. Они были разуты, раздеты. Бандиты бесчинствовали, грабили и угоняли скот средь бела дня.

Это случилось в начале лета, в самом разгаре дня. Было очень жарко. Ячмень уже поспел, и желтые зрелые колосья колыхались на солнце. Колосились густые поля пшеницы. И вдруг прискакал человек на рыжей взмыленной лошади, искры так и летели у нее из-под копыт, она была даже не оседлана. Согнувшийся пополам, мужчина с перевязанной поясницей звал на помощь:

— Помогите, люди добрые, бандиты, бандиты напали!

Он обливался потом, рана его болела. Из ближайшего дома вышел Зидан и тоже стал звать на помощь. Сбежались все мужчины, кто с