Мишель

Следующим вечером Финн входит в спальню и идет прямиком в ванную, не говоря мне ни слова. Неужели до сих пор злится? Тогда зачем обнимал меня ночью? Я тоже хороша. Сначала боюсь его, потом ненавижу, а потом позволяю обнимать себя. Но ночью что-то такое происходит с моим здравым рассудком, что я просто перестаю нормально думать. Как будто ночь ― наше с Финном время для двоих. Для наших секретов и особых отношений. Словно мы прячемся под темным пологом, под который никому нет доступа. И мы можем обнажить наши души, не боясь быть осужденными или понятыми превратно. Как будто темнота дает нам право забыть о том, кем мы являемся днем, и что у нас тут, вроде как, противостояние. Забываются обиды и злость, страх и все проблемы. Мы просто Финн и Мишель, которые близки друг другу и которые только друг в друге находят утешение.

Когда Финн выходит из ванной, я уже лежу с книгой. Он укладывается рядом и что-то читает в телефоне. Я бросаю на него короткие взгляды, а потом решаю все же озвучить то, что меня мучает:

– Ты расскажешь мне когда-нибудь, что происходит?

– А что происходит? ― спрашивает он, не отрываясь от телефона.

– Ну же, Финн, в лесу ведь все было иначе. Ты был другой.

Финн откладывает телефон, выключает лампу на своем прикроватном столике и откидывается на подушки, прикрыв глаза предплечьем.

– Я такой же, какой и был, Мишель. Обстоятельства изменились.

О, это уже начало разговора. Я откладываю книгу и тоже выключаю свет, погружая нас в тот самый волшебный мрак. Подвигаюсь к Финну ближе и провожу кончиками пальцев по его груди.

– Что именно изменилось в обстоятельствах? Ты можешь мне рассказать.

– Если бы я мог, то уже рассказал бы. Рассказывать нечего. Ты все сама видишь.

Я злюсь. Внутри меня закипает лава. Ночное волшебство перестает действовать на нас, и это бесит еще сильнее.

– Вижу, ― выплевываю со злостью. ― Вижу, что ты стал мудаком, Фоули.

– Мишель, ― с улыбкой в голосе говорит он, ― так я и не переставал им быть.

– Мне скучно, ― решаю я сменить тему. Бесполезно биться головой о глухую стену, только шишку набью.

– В каком смысле?

– В том смысле, что я круглые сутки в четырех стенах.

– Ты каждый день проводишь на улице.

– Да, во дворе. Я хочу поехать посмотреть окрестные замки.

Я замираю и жду ответ. Минуту, две, а потом Финн тяжело вздыхает.

– Читай, Мишель. Смотри телевизор. Завтра привезут твой ноутбук и камеру. Будешь заниматься любимым делом.

– Что мне тут фотографировать? Тебя с твоими псами?!

– Вот этого как раз лучше не делать. Если хоть одна фотография моих встреч просочится из этого дома, Мишель, пострадаем все мы.

Я и без него это понимаю. Все, что происходит между ним и его шакалами, находится од строжайшим секретом. Разглашение даже крупицы информации чревато страшными последствиями, в первую очередь, для самого Финна.

– Мне все равно скучно, Финн.

– Мишель, роди детей и занимайся ими, ― цедит он сквозь зубы.

Я резко сажусь на кровати.

– Да я сдохну быстрее, чем буду рожать для босса мафии, понял?! Подвергать детей постоянному риску? Ждать, что твои приспешники рано или поздно отвернутся от тебя, а от этого пострадают наши дети?! Да черта с два!

– И как же ты этому помешаешь?

– Больше не дам тебе кончать в меня!

– Правда? ― он так растягивает это слово, что я понимаю: скоро я пожалею о сказанном.

Внезапно Финн дергает меня так, что я заваливаюсь на спину, и он придавливает меня своим телом.

– Пусти! Животное! ― выкрикиваю я, пытаясь вырваться.

Финн срывает с себя боксеры и располагается между моих ног, прижимая их за колени к кровати. Я бью его по плечам, по лицу, по груди, всюду, куда только могу достать. Но ему как будто нет дела. Финн разрывает тонкие пижамные шортики на мне и наваливается сверху.

– Ненавижу тебя, ― цежу сквозь зубы.

– Так уж и ненавидишь? ― снова с улыбкой спрашивает он, прижимая мои руки одной своей к подушке у меня над головой.

А потом его пальцы начинают кружить по моему клитору и периодически ныряют внутрь меня, размазывая выделившуюся смазку по чувствительному бугорку. И так раз за разом, пока я не перестаю вырываться. Финн хватает меня за талию и неожиданно разворачивает, укладывая на живот, а потом садится сверху. Он разводит в стороны мои ягодицы, а я замираю. И злость уже куда-то испарилась… Сейчас бы брыкаться, но я смирно лежу, затаив дыхание, в ожидании того, что последует дальше. Финн сводит мои ноги вместе, а потом проталкивает внутрь меня палец и ведет им, размазывая смазку между ягодиц, а потом слегка нажимая на сфинктер. Я напрягаюсь.