Шрифт:
Закладка:
Зато в других случаях Лёня был очень самостоятелен и независим. Он всюду ходил один, любил ходить в лавку за покупками и чувствовал себя глубоко обиженным, если отец или мать выражали сомнение в его способности выполнить какое-нибудь сложное поручение. «Я сам, я сам!» — это были слова, всего чаще употребляемые Лёней. Несмотря на несходство характеров, между Лёней и Муркой существовала самая тесная дружба, и хотя они часто ссорились, но не могли обойтись друг без друга и, поссорившись, сейчас же и мирились, особенно если у Мурки имелась в запасе какая-нибудь сенсационная новость, которой она сгорала желанием поделиться с братом. Вертясь среди взрослых, Мурка всегда знала множество интересных вещей, и хотя рассказы её не отличались достоверностью, потому что она всё понимала по-своему, но Лёня ей верил и в глубине души сознавал, что Мурка знает гораздо больше, чем он. Вслух он в этом не хотел признаваться из самолюбия, и большая часть их ссор возникала именно из-за того, что Мурка уж чересчур старалась выказать своё превосходство над Лёней в знании жизни, а к его житейской опытности относилась с недоверием и пренебрежением.
Третья дочь Юрьевых, Катя, была вся ещё в будущем. Это был пухлый, розовый, улыбающийся экземпляр, с огромными серыми глазами, ямочками на толстых щёчках и кудрявыми белыми волосиками. Ей только недавно минуло пять лет, и Мурка с «Лёней смотрели на неё с презрением, как на низшее существо. За неповоротливость и толщину они прозвали её «купчихой», но Катя почему-то не любила этого прозвища, хотя и не знала хорошенько, что оно значит, и каждый раз, когда её так называли, горько плакала и кричала: «Не хочу!» Так как старшие дети не принимали её в своё общество, она жила себе в одиночку, и её целый день не было слышно. В детской у неё имелся свой особый уголок, где она распоряжалась и поддерживала необычайный порядок; самым любимым её занятием было разбирать и укладывать свои вещи, в числе которых находились самые разнообразные и, по-видимому, совершенно ненужные предметы — осколки фарфоровой чашки, известной под названием «разбитенькой чашечки», старые конверты, бумажки от конфет и даже сломанная пряжка от папиной жилетки. Но хозяйственная Катя всё это собирала и берегла как зеницу ока, и какое горе было, когда к ней забиралась неугомонная Мурка и перерывала всё вверх дном! К характеристике Кати нужно ещё добавить, что она была плаксива и любила покушать, отчего у неё часто болел животик. Поэтому она хорошо знакома была с касторкой, и этот почтенный медикамент играл такую большую роль в её жизни, что она даже гостям предлагала вопрос: «А ты принимал нынче касторку?..»
III
Детей всегда отсылали спать в девять часов, но обыкновенно они не сразу засыпали, а усевшись в своих кроватках, при слабом свете ночной лампочки, ещё некоторое время беседовали о событиях дня или выдумывали разные интересные истории из жизни какого-то фантастического Миши. Эта история о Мише тянулась у них уже года два, и с каждым днём похождения этого необыкновенного героя становились всё удивительнее и грандиознее. Миша оказывал чудеса храбрости и великодушия: он переплывал моря и океаны, спасал погибавшие корабли, тушил пожары, укрощал диких зверей и даже умел летать по воздуху. Особенно изощрялась в придумывании этих чудесных историй Мурка, но и Лёня старался ей не уступать. Катя не принимала участия в сочинении, но интересовалась судьбой Миши и хотя часто засыпала, не дослушав, однако каждый вечер спрашивала, выглядывая из своей кроватки: «А будем мы нынче разговаривать про Мишину житью?»
В тот день, когда Юрьева встретилась с подругой у Таврического сада, дети, по обыкновению, улеглись в девять часов и с нетерпением ожидали, когда няня, Марья Ивановна, всё приберёт в детской, заставит лампочку бумажной ширмой и уйдёт. И только что она скрылась за дверью, из Муркиной кроватки вынырнула чёрненькая головка и шёпотом спросила:
— Лёня, ты спишь?
— Нет, — отозвался Лёня и тоже поднялся в своей кроватке.
— Ты знаешь новость? — продолжала Мурка таинственно.
— Нет, а что? — сказал Лёня и, взглянув на сестру, по выражению её лица понял, что новость очень важная.
— Мама на войну едет! — вымолвила Мурка торжественно.
Лёня долго молчал, поражённый известием.
— Ты врёшь! — сказал он наконец недоверчиво.
— Нет, правда! — торопливо заговорила Мурка. — Когда приходила Загурская, я слышала, как она и мама стали говорить про войну и про раненых, а папа смеялся и сказал: «Ну, вот вас теперь генералами сделают!» А ты в это время сидел за сундуком, а потом мама сказала Марье Ивановне, чтобы она завтра купила в Гостином дворе большой чемодан… Что, неправда?
«Лёня, подавленный такою массой доказательств, принуждён был согласиться, что правда.
— И ты думаешь, мама будет генералом? — сказал он в раздумье.
— Конечно, будет.
— И будет ходить в мундире, с крестами и саблей, как настоящий генерал?
— Да, — не задумываясь, отвечала Мурка.
— А как же папа?
— Папа останется с нами.
«Лёне стало обидно за папу. Он любил и папу и маму одинаково и теперь думал, что уж если маму сделают генералом, то пусть и папу тоже. Вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль:
— Да ведь мама — женщина? Разве женщины бывают генералами?
Тут и Мурка призадумалась. В самом деле, они много видали и на улице и на картинках генералов, но все они были мужчины, и никогда между ними не встречалось генералов-женщин. Поэтому дети решили оставить этот вопрос открытым до завтрашнего дня и принялись обсуждать другой, не менее важный вопрос о том, что такое война. Лёня представлял себе войну так: выходят два войска и становятся друг против друга. Знамёна развеваются, музыка играет, впереди стоят генералы в крестах[9], с саблями и командуют: пиф! паф!.. Вот так… Воодушевившись, Лёня схватывает подушку и запускает её в Мурку. Мурка отвечает ему тем же, и между ними завязывается отчаянная перестрелка подушками. Но в самый разгар пальбы из Катиной кроватки послышался тихий плач, и военные действия прекращаются.
— Катя плачет, — сказал Лёня, прислушиваясь. — Катя, ты что?
— Я не хочу, чтобы мама уезжала на войну… её там убьют, — рыдала Катя. — Маму убьют…
Это не приходило в голову ни Мурке, ни Лёне. Они задумываются, маленькие сердца их наполняются жалостью и страхом, и они тихо начинают плакать. На пороге появляется испуганная Марья Ивановна с лампой.
— Дети, дети, что с вами? Отчего вы
