Шрифт:
Закладка:
— Солнце мое, а не ты ли пообещала отдать свои кровно заработанные за вечеринку в честь своего дня рождения? А еще купить сумочку, платье и ботильоны из… кто там из рептилий? — я закусила губу, вспоминая свое обещание. Ну да, было дело. Папа смотрел строго, но в его глазах плясали смешинки. — Ах да, еще был гарнитур на кухню, кажется? Или что, новое «веяние», и ты передумала? И снова папе раскошелиться?
— Па-ап, ну…
— Не «папкай», птичка моя, — улыбнулся мне отец, а я невольно вжалась в кресло. Обычно он так своим конкурентам улыбается, отчего те седеют в двадцать-тридцать лет. Ну, и после такой его «улыбочки» обычно их фирмы заканчивают банкротством. — Так вот, дочь моя любезная, ты эти мысли о собачьем питомнике выброси из головы. Если ваш препод дорожит своим местом в университете, то тоже пусть прижмет за… пусть преподает. Иначе, я быстро поспособствую его уходу.
— Папа! Не трогай Ивана Валерьевича! — я даже подскочила с места, понимая, что невольно подставила хорошего человека, испортив ему жизнь своим длинным языком. — Я ему помочь хочу! Это не дело, когда ты меняешь свою мечту на карьеру. Или наоборот, — тьфу, запуталась в словах. — И, вообще, он мою работу похвалил, выделив ее из всех! Хотя я всего-то сделала набросок.
— Нет, в тебе умер защитник, — пристально посмотрел на меня отец, пряча улыбку на губах, — шла бы учиться на юриста, чего поперлась в дизайнеры!? — я надулась, смотря на него исподлобья. — Саш, когда ты выбрала этот факультет, я тебе что сказал?
— Учиться я должна сама, поступаю только на бюджет, платить ты не станешь, — буркнула в ответ, потому что папа постоянно напоминал мне об этом. Это-то и было стимулом мне тянуться в учебе, чтобы не…, — или идти замуж и сидеть дома. Я, между прочим, это и делаю, а ты…
— … постоянно выслушиваю жалобы твоих преподавателей на прогулы и опоздания, Саша! Я каждый семестр оплачиваю очередной «перспективный проект», который нужно поддержать, чтобы повысить репутацию университета. Только почему-то, дочь, они не принадлежат тебе? — отец крутанулся в кресле, а я притихла, понимая, что он злится на меня, да и на обстоятельства в целом. — Я не желаю, чтобы они отчислили одну нерадивую студентку, которая с трудом наскребает «хорошо» по всем предметам. Но прогулы, Саша…
— Неправда, — обиделась я, но хорошо понимала, что отец прав — слишком далеко зашел мой «протест» против его деспотизма. Мне-то он, как раз, желает добра, а я…. — Это было всего раз…
— Ага, всего раз в месяц, зато стабильно, — пригвоздил мою совесть папа.
— Враки! — не сдавалась я, — только один раз в прошлом семестре, — попыталась снова схитрить. Интересно, кто меня сдал?
— Трижды в прошлом и уже в этом месяце два раза не появилась на первой паре. В том числе в прошлый вторник…
— … ушла пораньше, чтобы подготовиться к вечеру по случаю дня рождения, — я даже подскочила с места и оперлась ладонями на стол напротив отца.
— Конечно, кудри и платье важнее учебы, — фыркнул он в ответ. — Так, разговор окончен! Собачий приют съезжает на новое место, а ты — учиться! И попробуй только не сдать этот зачет Жилякову! Он пойдет на пенсию, а ты — замуж. Точка!
Мы смотрели друг другу в глаза, как два противника, сошедшиеся в поединке. Словесный я уже проиграла, молчаливый с переглядываниями… наверное, тоже. — Не пойду замуж, — процедила, опуская взгляд. — И сегодня тоже никуда не пойду…
— Александра! — взревел отец медведем, покусанный пчелами. Он подскочил со своего кресла, — это что за демарш?!
— Брошу универ, жениха и пойду к собачкам, — заканючила я, решив испытать еще один свой верный прием. И как я могла о нем забыть? Ведь столько раз в детстве помогало. «Папина любимая девочка» называется. — Ты меня не понимаешь, не слышишь. Тебе бы только избавиться от меня… Я тебя в первый раз попросила о помощи, а ты-ы, — протянула, всхлипывая. Так, не переиграть! — Никуда не пойду сегодня, объясняться с Бахтияром и его родителями будешь сам!
Я была уже практически у двери, когда позади меня раздался грохот — отец со всего маху саданул кулаком по черной полированной столешнице из дорогущего дерева. Я даже невольно присела, чувствуя, что от страха уплывает пол под ногами. За дверью кто-то жалобно застонал.
— Села! Быстро! — мне указали на прежнее место, а я… я даже не подумала возмутиться таким обращением. Медленно развернулась и уселась в кресло посетителей. Даже руки на коленях сложила, аки примерная пансионерка Института Благородных Девиц. А все потому, что с разъяренным Георгием Николаевичем, а это сейчас был именно он, даже я страшилась разговаривать. Он нажал кнопку на стационарном телефоне, связываясь со своей помощницей. — Арина? Для Александры Георгиевны все готово, как я просил? — спросил он будничным тоном, словно не было сейчас этой сцены.
— Да, Георгий Николаевич, все как вы сказали, — откликнулась через секунду женщина. Отец, больше не сказав ни слова, отключился, а я боялась даже рот открыть, чтобы узнать, что он там приготовил для меня.
— В общем, так, Александра, — тяжело обронил отец, сверля меня ледяным взором голубых глаз. — Чтобы больше подобных разговоров я не слышал, как и угроз. Ясно?
— Пап…
— Ясно?! — громко повторил он, заставляя меня едва не подпрыгнуть на стуле.
— Яснее некуда, — буркнула в ответ, не смея даже посмотреть на него. — А если…
— Вот, когда наступит это «если», мы и поговорим… отдельно, — холодно отрезал папа. Спорить было бессмысленно, потому что он все уже решил. Давно. За меня.
Отвернулась, чтобы скрыть злые слезы, подкатившие к глазам. Иногда я его просто ненавидела за это, но сил бороться в себе не находила… или не пыталась искать, просто плывя по течению? Сказали замуж — и пошла, как овечка на привязи. Я слишком его любила, чтобы вырваться на свободу из этих его «удушающих» заботой объятий.
— Тебе так важно слияние фирм, что готов избавиться от дочери, отдав за первого встречного? — тихо спросила я, хоть и понимала, что не права. Бросила короткий взгляд на его суровое лицо, которое еще больше потемнело от моих слов. Послышался короткий рваный выдох, а в следующий момент меня
