И я имею в виду все мои разочарования.

Умственные. Физические. И то, что заставляет мой член дергаться в шортах.

Елена одета в крошечный клочок одежды, больше подходящий для подиума «Victoria's Secret». Ее шелковая ночная рубашка обнимает ее изгибы, а подол доходит до середины бедра. Шары ее задницы зовут меня, умоляя проверить, что находится под ее крошечным платьем.

— Доброе утро. — Она говорит певучим голосом, который ей не идет. То, как она говорит, и взгляд, который она посылает мне через плечо, говорят об озорстве.

Либо я переживаю лучший гребаный сон, либо оживший кошмар. Запах яиц и бекона говорит мне, что все это вполне реально. Мой член пульсирует в шортах, когда я оцениваю ноги и задницу Елены. Эта гребаная задница.

Черт. Это настоящая пытка.

— Ты будешь завтракать?

Ну, блядь. Кто я такой, чтобы отказываться? С Еленой, выглядящей как влажная мечта, я приму все, что она предложит.

Я сажусь за обеденный стол, надеясь скрыть свою растущую эрекцию. Мои глаза следят за каждым ее движением. От того, как она берет кружку с кофе на верхней полке, до того, как она наклоняется, чтобы проверить бекон в духовке.

Каждое ее движение дразнит меня. Честно говоря, я не могу взять в толк, как она так мило себя ведет, особенно после того, как вчера я вел себя с ней как мудак.

Ее сияющие глаза не соответствуют фальшивому хмурому лицу.

— Ты в порядке? Твое лицо выглядит немного болезненным.

Не только оно болит.

Она подходит ко мне, держа перед собой полную тарелку еды. Я абсолютно точно могу привыкнуть к такому обращению. Может быть, наличие няни — это не самое худшее, в конце концов.

Она наклоняется ближе, обдавая меня ароматом клубничного шампуня.

— Эта ситуация может пойти двумя путями. Либо мы будем относиться друг к другу с уважением, либо ты будешь вести себя со мной как мудак. Но если ты выберешь второй вариант, имей в виду, что я не принимаю дерьмо лежа. Есть не один способ пытать кого-то. — Ее глаза переходят с моего лица на промежность, рассматривая мою эрекцию.

Черт. Это одновременно и горячо, и чертовски неправильно.

— И как меня пытают? Похоже, я получаю лучший конец сделки с завтраком и шоу.

— О? Ты думал, это для твоего блага? Скорее, я назначила тебе два интервью после гонки, потому что все знают, что ты любишь быть в центре внимания. Хотя добавление синих шариков к твоему утру — плюс. — Она широко улыбается.

То, как она сделала так, чтобы у меня был худший день, впечатляет меня больше, чем раздражает.

— Ты меня разыграла.

Елена качает головой.

— Считай это просветлением. — Она идет в сторону своей комнаты с тарелкой того, что должно было быть моим завтраком. — P.S. Если хочешь позавтракать, вызови обслуживание в номер сам. Я тебе не горничная. — Ее ухмылка — последнее, что я вижу, прежде чем она закрывает дверь в свою комнату.

Елена, мать ее, Гонсалес показала себя достойным противником.

Команда бегает по гаражу, проводя последние проверки перед Гран-при Австралии. Ксанакс, который я принял после завтрака, подействовал на мой организм, превратив мою тревогу в временную проблему прошлого. Я принимаю нужную дозу, чтобы притупить беспокойство и оставаться начеку, потому что последнее, что мне нужно за рулем автомобиля на скорости триста километров — это приступ паники.

Елена улыбается мне из угла гаража, злорадствуя по поводу своего предыдущего представления.

Я пользуюсь тем, что Элиас занят, чтобы поговорить с ней.

— Так вот как это будет между нами? Я толкаю, ты тянешь?

— Это зависит от обстоятельств. Ты собираешься быть задницей весь сезон?

— Я не знаю.

Искренне не знаю. Я не могу предсказать, когда дерьмо попадет в вентилятор.

— Как обнадеживающе.

Я издал негромкий смешок.

— Некоторые называют меня непредсказуемым.

— Это те же люди, которые оставили тебя в отключке рядом с писсуаром? Потому что они не ошибаются.

Черт. Она не сдерживается. Почему-то я нахожу это… освежающим.

Горе мне. Богатый мальчик, который заставляет всех и их матерей целовать мою задницу ради пятнадцати минут в центре внимания. Общение с такой, как Елена, напоминает мне о том, насколько я человек. Это смиряет и одновременно пугает меня до смерти.

— Говоря о непредсказуемости, я могу сказать то же самое о тебе. Сегодняшнее утреннее шоу было чем-то другим… Ты упаковала все эти ночнушки для меня?

Ее щеки приобрели лучший оттенок розового.

— Это то, что ты заслужил.

— Люди знают об этой твоей стороне?

— О той, которая не спускается без пинков и криков? О, да.

— Я бы предпочел, чтобы ты кричала, а не пиналась, но я играю, если это твоя изюминка.

Ее щеки из розовых превратились в кроваво-красные.

— Ты не можешь…

— Говорить с тобой таким образом? Я не могу рассказать тебе, как после твоего маленького шоу я дрочил на образ тебя, склонившейся над моей кроватью, пока я трахал тебя? Это был один из способов поднять мне настроение перед гонкой.

Глаза Елены блуждают по гаражу, останавливаясь где угодно, только не там, где я хочу.

Я щелкаю пальцами перед ее лицом.

— Ты можешь играть в свои маленькие игры, а я могу играть в свои. И уверяю тебя, я получаю от этого больше выгоды.

Член команды подзывает меня к себе, чтобы подготовить к гонке.

— Я лучше пойду. Наслаждайся Гран-при.

Мне нравится проникать под ее кожу. Елена гладкая, загорелая, и я не прочь поцеловать каждый сантиметр кожи.

Да. Я в полной жопе.

— Удачи. — Бормочет Елена себе под нос.

Я бросаю ей улыбку через плечо, прежде чем запрыгнуть в свою машину.

Экипаж подтягивает меня к моему третьему месту в квалификации. Место P3 ставит меня позади Ноа и Сантьяго, парней Бандини, которые сражаются с Маккой АО время каждого Гран-при.

Огнеупорное снаряжение защищает меня с головы до ног, обеспечивая мою безопасность, если что-то пойдет не так. Моя задница содрогается от грохота двигателя. Над головой загораются огни, а затем становятся черными. Мой тренер нажимает на педаль, и машина разгоняется. Я мчусь по первой прямой Гран-при. Колеса скрежещут о неровный асфальт, когда я воссоздаю вчерашнюю тренировку, которую прошел на симуляторе Маккой.

— Добро пожаловать обратно в игру. Лиам, Элиас и чертова тонна других позади тебя, так что продолжай в том же духе. — Крис, директор команды, говорит в командное радио. Он — человек который говорит много и без воды.

— Шины чувствуют себя