сразу потянуло свежим воздухом, и мне стало чуть получше. Тем более, что воздух в городе, где живет мой отец, хороший. Я прочитала об этом еще до поездки. Раньше был хуже, пока не закрылись четыре завода. Кто-то умудрился написать в сети, что – вот, какие прекрасные настали времена. Работы нет, но зато воздух чистый, ходи гуляй, дыши, смотри на реку, думай о вечности.

– Ну что? Мясо будешь? Здесь хорошо готовят. Салат? Десерт? Что хочешь? – Отец улыбался.

Я пожала плечами. Я бы хотела знать, чему он так рад. Видеть меня?

– Что я хочу… С вами поговорить.

– С тобой.

– Я постараюсь привыкнуть, но вы мне чужой. – Не знаю, зачем я это сказала, это вышло как-то само собой.

– Хорошо. То есть это плохо, но ладно.

Я смотрела на отца и понимала, что могу сейчас спросить его обо всем. И почему я не Сергеева, и почему он живет в Сибири, и почему его столько лет не было – я даже не знала о нем… Но отчего-то у меня язык не поворачивался. Вместо этого я спросила:

– Чем вы занимаетесь? Мои родители – ученые. А вы?

– А я… – Он хмыкнул. – А я тоже сначала был ученым, хотел быть, а потом понял… Ну, в общем, Машенька, я не ученый. Если коротко.

– А кто?

– То есть ты вот так – без подъездов, без подкатов… Вопрос ребром, да? – Он улыбнулся и стал очень симпатичным. Тем более, что его не портили усы. Мне тоже, как и маме, не нравятся мужчины с усами, особенно с пышными. А у него… усов не было. Вот почему еще он совсем не был похож на того мужчину со старой фотографии.

– Ты ничего не знаешь обо мне?

– Нет.

– А почему так всё вышло, знаешь?

– Нет. Но хотела бы знать.

– Смело. Валюша всегда была очень смелой девушкой. Выглядела-то как ангел… – Он быстро провел по коротким волосам, как будто сбрасывая что-то невидимое. – Не будем обсуждать твою маму, хорошо? Я мог бы воспользоваться тем, что ты ничего не знаешь, но я человек порядочный… – Он так это сказал, подчеркнул, как будто сейчас кто-то мог с ним поспорить. – Я тебе кратко скажу: просто я не подошел твоей маме. А Вадик подошел. И она…

У меня в телефоне появилось сообщение. Я открыла фотографию, которую мне только что прислали родители. Мама с папой сфотографировались за столом – я же так и думала, что они завтракают! – и была приписка: «Пора вставать! Мы тебя любим!» Они же не географы, они физики, они посчитали время в другую сторону, думали, что сейчас полседьмого утра. Я на самом деле просила их меня будить (тоже по глупости!), чтобы не проспать будильник – я могу выключить его и спать дальше, и чтобы у меня было больше времени на всё, но сейчас вообще-то уже половина первого… Я послала родителям сердечко и отложила телефон.

– Мальчик? – спросил отец, довольно нейтрально, но с интересом.

– И девочка, – кивнула я. – Валюша и Вадюша, мои родители.

Отец внимательно посмотрел на меня.

– Палец в рот не клади?

– Попробуйте.

– Похожа, да. На мою первую жену похожа, на Валю.

– Мне кажется, я на вас похожа, – сказал кто-то внутри меня, тот, кто любит высказываться некстати.

– Мне тоже так кажется, – улыбнулся он.

Улыбкой – вот чем мы похожи. Как же это странно… Как можно улыбаться так же, как человек, которого ты видишь второй раз в жизни? В первый я еще была в том возрасте, от которого у нас не остается воспоминаний – никто не помнит, как начал ходить, как спокойно проходил под столом и не мог сам залезть на стул, тем более не помнит, как его вынесли из роддома или как он увидел белый свет…

– А есть у тебя мальчик? Парень, молодой человек…

Я подумала секунду. Есть или нет?

– Вьются вокруг двое. Но в том смысле, в котором вы говорите – нет.

– Ты знаешь мои смыслы?

Я промолчала. Не такой уж он и простой. Симпатичный, не отнимешь… Но разговор пока не получается.

Отец заказал обед себе и мне, я не стала отказываться от еды, но уточнила свой заказ. Выбрала еду, похожую на еду, а не на инсталляцию современного художника.

– Ты вегетарианка? – уточнил отец, когда мне принесли тарелку овощного супа.

– Нет.

– Привыкла экономить на еде?

Я пожала плечами.

– У нас дома нет культа еды. Мы все готовим, и мама, и я, и… – я чуть запнулась. Почему? Только что я спокойно произносила это слово. И всё же я договорила: – … и папа. Но у нас принцип – поели и забыли. Родители живут в своем мире.

– А ты? В каком мире ты живешь?

– Вам на самом деле интересно?

– Конечно.

– А раньше почему не было интересно?

– Всегда было интересно.

– Почему вы тогда со мной не общались?

– Будешь называть меня на «ты», скажу.

Я заколебалась. Абсолютно чужой мне мужчина. Нет, конечно, это он. И зовут его Анатолий Сергеев, и мама сказала, что это он… И улыбка у него, как у меня – на щеках обозначаются две внятные ямочки… Но странное чувство меня не покидало, а родственное – пока не возникало. Я ведь хотела знать – какой он. Зачем мне это было нужно, теперь никто не поймет. Вот он, сидит передо мной. Но только я не знаю, какой он. Человек и человек. Я же не вдумываюсь, какая мама. Мама и мама – самая лучшая, всё как положено. И Вадик – самый лучший…

От своей собственной мысли я вздрогнула. Я никогда папу Вадиком не зову, потому что он – папа. Валюша и Вадюша – это звучит шутливо, даже снисходительно, а на самом деле – это объединение такое, биологически-интеллектуальное, и Вадик – мой папа, любимый, родной, хороший, он иногда раньше мамы понимает, что я заболела, он всегда выбирает мне именно те подарки, которые я ждала, останавливает маму, если она, не разобравшись, начинает меня ругать ни за что… Я взглянула на Сергеева. Может быть, уйти? Встать сейчас, оставить этот невкусный суп, похожий на слишком соленую оранжевую кашу, и перестать ломать комедию… Потому что всё это какая-то комедия. Всё это неправда. Я положила ложку.

– Что? – Сергеев сразу заметил, что я собираюсь встать, сам встал и взял меня за руку. – Подожди. Я так и думал, что это будет непросто. И я считаю, что Валя была неправа, что всё так решила. Но у нее было право, она мать, она тебя родила. Хотя это было неправильно.

– Что родила?

– Что решила за всех.

– А