— Два браслета, кинжал и серьги, — произнес тот, что ее обыскивал, — не густо… зато ты посмотри, какая — молодая да крепкая… хоть потешимся перед тем, как того…

И она с ужасом почувствовала, как с нее сдирают штаны.

Тот мерзавец, что держал ее, загоготал тихо и мерзко и засунул одну руку ей за пазуху, до боли сжимая грудь. Разило от него тошнотворно: застарелым потом, луком и подлой, гнусной похотью.

В голове у нее совсем помутилось от страха, отвращения, от бессильной ярости — и она снова забилась-закрутилась в их руках. Должно быть, тело ее было умнее головы, потому что оно смогло ударить одного из них ногою в пах и выскользнуть из слегка ослабшего захвата второго.

Девушка закричала, а потом перед глазами поплыл туман, но когда она пришла в себя, рука ее сжимала кинжал, а эти двое валялись на траве с перерезанным горлом.

— Эй, барышня, опусти-ка клинок пока не порезалась…

Она крутанулась, поворачиваясь на голос и предупреждающе выставила кинжал вперед.

— Еще шаг — и отправишься вслед за своими дружками, тварь, — прошипела она.

Рука ее дрожала, и острие клинка от этого покачивалось ивовым листком на ветру.

Силуэт врага виделся ей смутно — тоже в черном, как и те двое, что никому уже не причинят вреда.

— Госпожа Гуй, вы узнаете меня?

— Узнаю! — едва не взвизгнула она, — Еще один похотливый ублюдок…

— Э-э-э, если вы о том неосторожном замечании… — в голосе «ублюдка» почудилась ей неуверенность, — я сожалею, что оно так вас расстроило, и полон раскаяния…

Да он просто издевается над ней!

Она все-таки зарычала и бросилась на него, крепче сжимая рукоять кинжала.

Он оказался проворен. Ушел от ее удара. Раз, другой. Нет, так ей его не достать — слишком высок, руки и ноги длинные, а она едва до плеча ему достает. Остается только…

Она попробовала проскочить под его рукой, чтобы нанести удар сзади, под колени… Но он разгадал ее уловку, поймал, будто зарвавшегося мальчишку, едва не за шкирку и быстро заломил руку, выкручивая из пальцев единственное ее оружие.

— Барышня, вы совсем озверели?

Она со злостью уставилась в его глаза — неожиданно светлые, голубые — и будто пелена спала перед ней. Расплывающийся силуэт в черном приобрел очень четкие знакомые очертания.

Она сначала зажмурилась, потом замотала головой, пытаясь осмотреться.

— Вы? — выдохнула она в лицо разозленному варвару. От облегчения внезапная слабость навалилась на девушку, и она едва не повисла в его руках. — Я думала, это третий…

— Третий? Кроме вас мы с господином Ву здесь никого не заметили.

Только теперь госпожа Гуй увидела дедушку — он стоял неподалеку и смотрел на нее с таким беспокойством, что ей стало неловко.

— Двое напали на меня, — заговорила она быстро-быстро, будто оправдываясь, — хотели… ограбить, — рука ее непроизвольно дернулась, поправляя одежду на груди, и этот жест не укрылся от внимательных глаз насмешника. Лицо его помрачнело.

— Удалось этим… грабителям сделать то, за чем они пришли? — очень спокойно произнес он.

— Нет, — ответила она, — я смогла вырваться, а потом я их… убила. Вон там.

И она показала рукой чуть дальше, в тень, где лежали тела.

Господин Рэн не медля прошел туда, а она так и осталась стоять, обхватив плечи руками. Старый господин Ву подошел ближе и, словно внучку, погладил ее по голове, стараясь утешить. От этого она едва не расплакалась.

— И что это за шутки? — послышался голос варвара. — Тут никого нет.

«Как это?» Она сразу забыла о слезах, посмотрела испуганно на старика — и бросилась к красноволосому.

Тела исчезли. Совсем. Даже трава не была примята.

Она похолодела от страха, даже не знала, что сказать: просто разевала рот, словно глупый карп.

— Они же были тут, клянусь богами… — пролепетала она, наконец, оглядываясь то на дедушку, то на господина в синем. — Я же не сошла с ума, правда?

Старик подошел к варвару, щуря подслеповатые глаза, и попросил у того кинжал.

И госпожа Гуй ясно увидела на клинке темные, но быстро светлеющие, словно испаряющиеся на глазах, пятна.

— Кровь! Кровь! Вы видите? — спрашивала она то, у одного, то у другого.

Варвар быстро провел по клинку пальцем и сунул его в рот.

— И правда, — подтвердил он и добавил то ли сердито, то ли весело, не разберешь: — Призрачные убийцы, исчезающая кровь… Что за чертовщина тут творится?

— На все воля Владыки царства мертвых, — дедушка Ву сложил ладони вместе и задумался, поглядывая то на варвара, то на девушку с беспокойством: и ему тоже совсем не нравилось происходящее.

— Что бы то ни было, стоит вернуться и предупредить остальных, чтобы не гуляли по саду в одиночестве. Где, кстати, эти услужливые пичуги? Эй, жоу-чжи, а ну летите сюда!

Никто не отозвался.

— Я не видел ни одного из них с тех пор, как пришел к павильону Розовой яшмы, — снова подал голос господин Ву.

И девушка вынуждена была с ним согласиться — как только стали собираться гости, все прислужники незаметно исчезли.

Они втроем двинулись обратно по знакомой садовой дорожке. Стало совсем темно, и госпоже Гуй то и дело чудились зловещие фигуры, притаившиеся в самых укромных уголках сада. Тогда она невольно подходила совсем близко к идущим с нею рядом мужчинам. А потом и вовсе предложила дедушке свою руку, хотя он и не просил об этом, а шел вполне уверено. Кажется, он сразу понял истинную причину ее поступка. Во всяком случае руку ее принял с благодарностью.

Рослый варвар ушел вперед и остановился, поджидая, когда они подойдут ближе.

— Что-то не нравится мне все это, — покачал он головой.

Разумеется, она тоже не была в восторге от произошедшего: ей было страшно, неловко. Да еще одна мысль не давала покоя: «Вот теперь я, и вправду, убийца, единственная из всех здесь». Она пыталась найти в свое душе раскаяние — и совершенно зря. Ей ни на волос не было жаль тех негодяев. Они заслужили смерть, и, повторись подобное, она снова убила бы их без тени сомнений.

Однако, господин Рэн на этот раз говорил о другом. Очертания сада, еле угадываемые в сгустившемся мраке, казались и знакомыми — и совершенно неузнаваемыми. Краем глаза она улавливала какое-то шевеление: силуэты деревьев, кустов, беседок начинали плыть или клубиться подобно сгусткам мрака.

Лунные врата остались на месте. Только вели они теперь вовсе не к павильону Розовой яшмы. Дорога, извиваясь и мерцая подобно реке, что течет между горами,