Шрифт:
Закладка:
Ч е р е в и ч к и н а. Это у меня, может, лучшее сочинение за два года! Пусть он мне теперь отдает мою пятерочку!
Б а т и щ е в. Все понятно: свое счастье не дается — вот и подмывает чужое спалить! Тем более, заодно можно прославиться, как этот… как Герострат.
Р и т а. Слушай, зря, не надо! Это я могла бы сказать, я имею право, а ты нет… Но я не скажу, потому что я так не считаю.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Да тихо же вы! Кончайте этот птичий базар!
Страсти угомонились понемногу.
Я думаю, просто рано спорить… Вот смотрите, какая странная вещь: девять лет вы учитесь с человеком — и не знаете о нем самого главного!
О г а р ы ш е в а. Почему? Знаем! Он честный…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. А если честный… (Не договорила.)
Д е м и д о в а. Наталья Сергеевна, а правда, что Илья Семенович уходит от нас?
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Как — уходит? Откуда вы взяли?!
Д е м и д о в а. Говорят…
П о т е х и н а. Говорят, он заявление уже написал…
О г а р ы ш е в а. Врут, наверно!
Д е м и д о в а. Конечно! Не верьте, Наталья Сергеевна, это все сплетни!..
Поворот круга — мы видим, как из кабинета директора вышел Г е н к а. Стоит ждет. Появился М е л ь н и к о в.
М е л ь н и к о в (жестко, хмуро). Иди на урок, я сказал.
А вот и С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Она закурила и закашлялась.
Вы зажгли фильтр, надо с другого конца… (Он протянул ей пачку сигарет.)
Она не взяла.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Ну спасибо, Илья Семенович! Устроили мне праздничек… Посмешище сделали из меня! Вам надо, чтобы я ушла из школы?
М е л ь н и к о в. Светлана Михайловна…
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Им отдаешь все до капли, а они…
М е л ь н и к о в. Что у нас есть, чтобы отдать, — вот вопрос… Послушайте! Вы учитель словесности. Вам ученик стихи написал. Это хорошо, а не плохо!
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Ну, не надо так! Я еще в своем уме! «Дураки остались в дураках», — он пишет. Это кто?
М е л ь н и к о в (чем жестче суть, тем деликатнее ему приходится объяснять ее). Боюсь, что в данном случае это мы с вами… Но если он не прав, у нас еще есть время доказать, что мы лучше, чем о нас думают…
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Кому это я должна доказывать?!
М е л ь н и к о в. Им! Каждый день. Каждый урок. А если не можем, так давайте заниматься другим ремеслом. Где брак дешевле обходится… Извините, Светлана Михайловна. Меня ждут.
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. За что вы меня так ненавидите?
М е л ь н и к о в. Да не вас… Как вам объяснить, чтобы вы поняли?
С в е т л а н а М и х а й л о в н а. Для этого надо иметь сердце… (Ушла.)
Мельников постоял, вздохнул и направился в кабинет истории. Вернемся и мы туда, вслед за ним и за Генкой.
Шепот: «Ну что, Ген? Что будет-то?»
Г е н к а. В понедельник педсовет… (Сел.)
Мельников встал у своего стола, отпустил Наташу на ее последнюю парту. Надевает на руку часы.
М е л ь н и к о в. Урок прошел удивительно плодотворно… Дома прочтете о Декабрьском вооруженном восстании. Все. Прощайте.
Испуганная тишина.
Ну в чем дело? Все свободны. Во всяком случае, от меня. До понедельника. И постарайтесь за это время не сжечь школу.
Вздох облегчения. 9-й «В» спешит убраться в коридор. Они останутся вдвоем — Мельников и Наталья Сергеевна. Он вынул Генкин листок.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Отбили?
М е л ь н и к о в. Да… Хотите послушать?
Да, она хотела.
Это не вранье, не небылица:
Видели другие, видел я,
Как в ручную глупую синицу
Превратить пытались журавля…
Чтоб ему не видеть синей дали
И не отрываться от земли,
Грубо журавля окольцевали
И в журнал отметку занесли!
Спрятали в шкафу, связали крылья
Белой птице счастья моего,
Чтоб она дышала теплой пылью
И не замышляла ничего…
Но она недаром в небе крепла!
Дураки остались в дураках…
Сломанная клетка…
Кучка пепла…
А журавлик — снова в облаках!
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. А знаете, что он в том сочинении написал?
М е л ь н и к о в. Откуда же? Из «кучки пепла»?
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Он написал: «Счастье — это когда тебя понимают…»
М е л ь н и к о в. И все?
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. И все!
М е л ь н и к о в. Может быть…
Пауза.
А вот еду я сегодня автобусом и вижу: достался мне в попутчики Вова Левиков, двоечник мой из седьмого «Б». Стоим мы не рядом, народу — битком, но в просвет между головами, плечами смотрит на меня этот Левиков… любопытно так… То ли букет, который я вез, заинтриговал его, то ли общую оценку он мне выводил… Я поймал себя на том, что скашиваю, черт возьми, глаза… будто виноват! Понимаешь, Наташа, стихов он не пишет. И не читает их. И уши у него торчат необаятельно. И мама его приходит выплакивать троечку. И папа его — горький пьяница. И уроки отвечает он так, что хоть святых выноси… Рассказы мои о событиях и героях доносятся до него как шум… Но вот мы едем в автобусе, и он глядит в упор, а я убегаю глазами! Потому что — не справляюсь с ним, не нахожу ключа. И мы с ним оба это понимаем…
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Чтобы справиться — надо, по-моему, любить вашего Вову Левикова! Вместе с его ушами…
М е л ь н и к о в. Только и всего? Ладно. Начну прямо с понедельника.
Н а т а л ь я С е р г е е в н а. Зачем вы так? Со мной у вас одна ирония… Очень уж бедный паек, Илья Семенович, несправедливо. Вот на уроках вы куда щедрее… Или урок — это ваш, так сказать, театр одного актера? То-то мне аплодировать захотелось в какой-то момент… даже крикнуть «браво»!
М е л ь н и к о в (уязвлен). Не сердись… ты кругом права. Я попытаюсь высмотреть обаяние… в этом ушастом Левикове…
Звонок, прекращающий перемену, а вместе с ней и пьесу. Появляются р е б я т а, словно им предстоит очередной урок. Но предстоит всего лишь поклониться публике, и выходят и с п о л н и т е л и всех взрослых ролей, в порядке, установленном режиссером.
Г о л о с р а с с к а з ч и к а[2]. В 1968 году эта история появилась на киноэкранах. В 1969-м фильм получил Золотой приз на Международном кинофестивале в Москве, в 1970-м — Государственную премию СССР. Фото Вячеслава Тихонова в роли Мельникова пестрели в газетах, образ полюбился и педагогам и старшеклассникам. «Учительская газета» свой отзыв о картине озаглавила «Доживем до Мельниковых!»…
Спрашивается: что же сам-то Илья Семенович? Как подействовала на него благодать такого признания? Смягчился ли он, успокоился ли, убрал ли «иголки»? Смог ли полюбить Вовку Левикова? Не притерпеться, не притвориться, а полюбить? Сработался ли со Светланой Михайловной? Женился ли на Наташе или по-прежнему коротает вечера с мамой, если она жива? Угомонил
