подворотни мне наперерез вывалились три фигуры:

— Эй, парень, давай, помоги хорошим людям. И тебе за это ничего не будет, — на меня удушающей волной пахнуло перегаром и немытым телом. Взмахнув рукой, воздушным ударом мимоходом отправил заплутавших в своих желаниях маргиналов обратно в воняющий мочой и рвотой проулок, откуда они и появились. Это не профессионалы. Обычные отбросы, которым не хватило на порцию отвратительного пойла. Их выступление даже не отвлекло меня от размышлений.

Можно, конечно, успокаивать себя тем, что девочка станет рычагом давления на меня в предстоящем разговоре с князем Лобановым. А в том, что он состоится, я ни на миг не сомневался. Иначе грош цена такой спецслужбе. Слишком громкий вызов я им послал. О чем ни капли не жалею. То, что творилось под боком у местных государственных заправил, происходить не должно. А вот по реакции на мой демарш будет видно, имеет ли смысл строить свои планы, опираясь на Княжество, или надо искать другие варианты.

Встанет Великий Князь в позу, решит пойти по жесткому пути — придется уходить. Или к эребам, или в Заброшенные земли, а то и вовсе на перерождение. Станет действовать мягко, захочет поговорить — тут возможны варианты. А у меня есть чем поторговаться с Лодброком. И запрошу я у него многое. Правда, и предложу не меньше. А вот когда все эти вопросы утрясутся, тогда и можно будет поучаствовать в судьбе Сольвейг активней. А пока все-таки решение принято правильное. Не надо давать лишних козырей в руки потенциальных противников.

Темные лабиринты трущоб сменялись более светлыми и благоустроенными спальными кварталами. Ухоженные дворики с детскими площадками у аккуратно покрашенных коробок многоэтажек. Несмотря на похолодание, людей здесь хватает. Компания мужчин и женщин с детьми под ярким фонарем, с радостными криками лепят снеговика и снежный замок. За этим действом с теплыми улыбками наблюдают пожилые матроны. Видимо, бабушки. И не скажешь, что буквально в получасе ходьбы отсюда совсем другая жизнь — полная беспросветной мглы, крови, страха и боли. Где даже дети должны выгрызать свой кусок черствого, заплесневелого хлеба в смертельных схватках с такими же маленькими, но уже отведавшими крови хищниками.

Нырнув в арку, вынырнул на широком проспекте. Взмахом руки остановил такси:

— На Цветочную.

Пожилой водитель с морщинистым, добродушным, усталым лицом молча кивнул. В машине было тепло, по радио играла заунывная музыка, перемежавшаяся с короткими выпусками новостей. На фронте воцарилось затишье. Инсургенты со своими хозяевами свои задачи решили — получили выход к Заброшенным землям и захватили самые богатые южные области Княжества, с комфортом обосновавшись в столице. Великий Князь, по всей видимости, собирал силы для решительного удара. По крайней мере, об этом трубили в каждом выпуске новостей.

— Случилось что-то, — вдруг произнес таксист, выдергивая меня из размышлений.

— Что? — переспросил я. Задумавшись, не обратил внимания, что таксист заговорил со мной.

— Случилось, говорю, что-то, — чуть громче повторил водитель, — Весь день патрули усиленные по городу ходят. Меня три раза останавливали. Спрашивали, про что-нибудь подозрительное, ­– он через зеркало стрельнул в меня взглядом, проверяя, слушаю я или нет. Убедившись, что слушаю, продолжил, — А что тут может подозрительного быть? Все как обычно. Парней вез. Из госпиталя. На фронте, говорят, хреново. Имперцы под видом наемников гвардию пригнали. А нам тут про мятежников толкуют. И что Князь войну им не объявит⁈ Давно бы уже выгнали южан с нашей земли.

— Война — это мобилизация.

— И что? — фыркнул мужик, — Надо — значит надо. Я бы и сам пошел. И сыновей заставил.

— А что не пошел?

— Почему не пошел? — удивился таксист, ­– Пошел. В княжий воинский приказ ходили со старшими. Сотник сказал, чтобы домой валили, — дядька покачал головой, — Без нас справятся. Только не справляются чёт! — он в сердцах хлопнул огромной, как лопата ладонью по баранке, — Мальчишек жалко. Совсем зеленые, а уже пораненые все.

— Так и тебя с сыновьями поранить могут, — мне было странно после увиденного в трущобах встретить такой яростный патриотизм от обычного водителя.

— Могут, — кивнул таксист и тут же самодовольно добавил, ­ ­– Только вряд ли. Я с сынами с самим старым князем Бежецким от имперцев границу боронил, когда нынешние вояки пешком под стол ходили. Гоняли эллинские фаланги в хвост и в гриву. Наверное, до сих пор про «Черных волков» своим внукам страшные сказки рассказывают.

— Лет-то тебе сколько, батя? — я с улыбкой посмотрел на этого уверенного в себе, пышущего силой мужчину. Со старым князем Бежецким? Это получается лет двадцать назад? А то и больше? Папашка моих знакомых княжон восемнадцатый год, как род у отца принял.

— Дык седьмой десяток пару лун назад разменял, — усмехнулся мужчина, — Мы в роду все такие. У меня деду семьдесят два стукнуло, когда он мою мамку бабке заделал.

— Силен! — восхитился я дедом таксиста, отчего тот расплылся радостной улыбкой.

— А то ж. Мы, Каюмовы, такие! Приехали, паря. Вот твоя Цветочная. Куда теперь?

— Здесь выйду. Пройдусь. Рановато мне еще.

— На свидание, поди, собрался? — понимающе хохотнул таксист. Разубеждать не стал, промолчал и загадочно улыбнулся, сунув дядьке деньги с хорошими чаевыми.

— Спасибо, отец.

— И тебе хорошо отдохнуть, паря.

Я захлопнул дверь, и машина, вильнув в заносе на гололеде, скрылась за поворотом.

Цветочная улица оказалась застроена небольшими особнячками, скрывающимися за высокими сплошными заборами. На ближайшей калитке табличка цифрой 34. Мне нужен 18-й дом. Никуда не торопясь, двинулся вперед. Из-за забора яростно забрехала собака. Нос защекотало от запаха дыма. Над крышами домов труб не видно. Баню кто-то топит что ли? До одурения захотелось забраться в жаркую, пахнущую березовыми вениками и травами парную. Прожариться, пропотеть до костного мозга. А потом выскочить на улицу и запрыгнуть в обжигающий кожу сугроб. И снова в парную. А затем, в сладкой истоме, расплывшись на жесткой деревянной лавке в предбаннике, хлебать ледяной квас. Вот где лепота и просветление! А вместо этого придется опять лить кровь.