Шрифт:
Закладка:
– Еще и стихи эти… – не сдержалась я.
– Ах да, стихи, – с усмешкой кивнул Генри. – Жутковатый стишок Джинни Харди. До сих пор не понимаю, что это было, что на нее нашло. Но эта страшилка в рифму не характерна для моей сестры больше, чем самоубийство. Да, она была творческой личностью, притом совсем еще юной. Ну, знаете, подростки и сами по себе довольно экзальтированные, впечатлительные, рассуждающие абсолютными категориями. Но Джинни все это как будто обходило стороной, с ней никогда не возникало проблем. Вернее, так казалось. А проблемы, конечно, у нее были, раз случилось то, что случилось.
– Наверное, сложно не винить себя за то, что не замечал проблем близкого человека, – сказала я.
Генри, кажется, почувствовал в моих словах понимание:
– У вас тоже покончил с собой кто-то из близких?
– Нет, – запротестовала я. – То есть да. Но там немного другое было дело.
Я совершенно запуталась и растерялась. Все еще не могла до конца осознать, что далекое и печальное прошлое имело непосредственное отношение ко мне и к моей семье.
– Почитаете, может, когда-нибудь мою книгу, думаю, будет понятнее, – неловко подытожила я.
– Обязательно это сделаю, – ответил Генри, внимательно меня рассматривая. – В тот момент, когда все произошло, я не винил себя. Тогда я просто впал в ступор, не было понимания, как это произошло и что делать дальше. Из-за того что от версии убийства отказались, мы с отцом смогли вернуться домой. Полицейские расспрашивали нас о Джинни, копались в ее вещах, но ничего интересного не нашли. Вселенная Джинни была наполнена учебой и стихами. Никаких тайных параллельных жизней Лоры Палмер[1], абсолютно нормальное существование слишком хорошей для этого мира девочки-подростка.
– Она не оставила других записок, кроме стихотворения?
– Нет, ни одной.
– Возможно, она вела дневник?
– Да, вела, но в нем не нашлось ничего, что объяснило бы ее поступок. Да и в пару последних месяцев она его забросила. Словом, одни вопросы, и никаких ответов. Отец был совершенно сломлен – вот кто действительно себя винил в смерти Джинни. Бегал по всему Холмсли Вейл, разговаривал со всеми, чтобы разобраться в причинах ее поступка. Но все без толку. Никто не мог ему ответить, почему его дочь убила себя. Знаете, чужое горе пробуждает в людях внутренний эгоизм, думаешь: хорошо, что это случилось не со мной, не с моим ребенком. Или начинают выдумывать причины типа: «Ну, это же богатая семейка, дети в ней избалованы, – наверное, родители купили ей пони не того цвета». Не удивлюсь, что многие даже злорадствовали и говорили, что так нам и надо. Вот только Джинни ни в чем не была виновата. Она этого не заслужила.
Рассказ расстраивал Генри все больше, а мне все больше хотелось ему как-то помочь.
– Мне кажется, отец поступил так с собой в итоге, потому что не нашел ответов. И как будто хотел таким образом стать ближе к Джинни. Он так и написал в записке: ушел за своей маленькой девочкой, чтобы ей не было одиноко. Хотел на том свете узнать, что он сделал не так, почему не смог ей помочь. Почему не был хорошим отцом, чтобы она пришла к нему и рассказала, что ее волнует. Он бы мир перевернул для нее. Но она не пришла, а он себя за это не простил.
– А ваша мама?
– Мама надолго зависла в стадии отрицания: не принимала смерть Джинни. Когда она вернулась из больницы, начала жить своей обычной жизнью. Меня это пугало, отца раздражало, но его почти и не бывало в доме в то время. Врачи прописали маме различные таблетки, не уверен, что она их принимала. Наш дом пару недель напоминал сцену какого-то театра абсурда. И когда я думал, что хуже уже быть не может, отец покончил с собой. Для мамы это стало новым триггером, который вывел ее состояние на новый кошмарный уровень. Я уже никогда не видел ее прежней, такой, как до смерти Джинни. Сейчас она находится в одной хорошей больнице в паре часов езды отсюда. Я иногда приезжаю, хотя она уже не узнаёт меня. Или делает вид, что не узнаёт. Такая вот печальная история семьи Харди. Если честно, не представляю, как вы из нее сможете сделать роман, который люди будут с интересом читать.
Я растерялась:
– Думаю, можно поговорить еще с кем-то из тех, кто знал Джинни, и собрать разные свидетельства о событиях тех лет. Если у вас будет еще время, мы могли бы подробнее поговорить о вашей сестре. Если вы, конечно, не возражаете.
Генри облокотился на стол и с самой очаровательной улыбкой на свете спросил:
– А есть хотя бы крохотная надежда на то, что во время нашей следующей встречи мы поговорим и о вас тоже? Мне бы этого очень хотелось.
Глава пятая, в которой я попадаю в страну чудес и встречаю самую красивую женщину Холмсли Вейл
– Вот уж в чем сомневаться не приходилось, так это в том, что Мэдди немедленно засунет свою голову в самый жуткий дом в округе. – Голос Джей Си по местному телефону звучал еще более саркастично, чем обычно, но все-таки по-доброму.
Со связью в Холмсли Вейл была настоящая беда, и мне пришлось звонить другу по старому проводному бледно-голубому телефонному аппарату с закрученным шнуром.
Джей Си первым делом отчитал меня за то, что я пропала, хотя и догадался, что я осталась без мобильной связи. Ему не терпелось узнать новости, но я всерьез переживала, что меня могут подслушать. Я с телефоном залезла с головой под одеяло и пересказала ему мои разговоры за последние сутки. Мне казалось, что я находилась в Холмсли Вейл уже пару недель, потому что событий прошлого в этой деревне хватило бы на несколько месяцев.
Выслушав мой рассказ о разговоре с Дилан, Джей Си очень им заинтересовался.
– Думаю, тебе стоит сразу все записывать, Мэдди, потому что анализировать материал так будет намного проще. И найди где-нибудь интернет и присылай все мне, что узнаешь, будем вместе думать. Что касается призрака Джинни Харди и его встреч с парнями перед исчезновением, думаю, история мутная и вряд ли связывает одно с другим. Мало ли кто это был. Думаю, ты и сама там встретишь пару десятков таких призраков, – похоже, в Холмсли Вейл они не редкость. Но вот письма со стихами – точно не совпадение, тут я с Дилан согласен. И значит, похититель целенаправленно выбирал именно этих детей. Но почему? И что он