Шрифт:
Закладка:
Затем я вспомнил, что мы все пили пиво из одной кружки; казалось маловероятным, что Мелмак мог подсыпать мне зелье в мою порцию. Тем не менее, он поощрял меня выпить больше, чем другие, возможно, рассчитывая, что его пиво способно усыпить человека в теплый день.
Внезапно я уверился в том, что это Мелмак забрал у меня Бетесду. Негодяй! «Что ж, — подумал я, — достаточно скоро он поймет свою ошибку». Я смог позволить себе купить Бетесду по выгодной цене только потому, что она была очень проблемной рабыней, не доставлявшей ничего, кроме неприятностей всем своим предыдущим хозяевам. Многие владели ею меньше дня, прежде чем снова вернуть на рынок. Она была полной противоположностью уступчивым рабыням, которых желало большинство мужчин. Можно было рассчитывать, что Бетесда выдержит и этот бой.
Или она сама согласилась? Если Мелмак и труппа похитили ее силой, против ее воли, почему похищение осталось незамеченным торговцами на рынке?
Я подумал, что они одурманили и ее пивом, потому что она тоже выпила небольшую порцию. Или потому, что они солгали ей, сказав, что я куда-то уехал и они везут ее встретиться со мной, либо придумали какую-то другую историю, чтобы незаметно выманить ее. Или потому, что …
… Может она сама пошла с ними добровольно?
Эта мысль встревожила меня больше, чем любая другая. Оставила ли Бетесда меня, чтобы уйти в труппу пантомимы по собственной воле? Если да, то почему? Ее так привлекала актерская карьеры? Или ... я ей надоел? Или - самая пугающая мысль из всех - я ей вообще всегда был безразличен? Были ли все ее вздохи и стоны в течение всех часов наших занятий любовью притворством, игрой, чтобы доставить удовольствие хозяину, которого она втайне презирала так же сильно, как презирала всех своих предыдущих хозяев? Была ли это эмоция, которая скрывалась за ее непроницаемым, кошачьим фасадом, - насмешка над беспечным молодым хозяином, которого она выставила дураком?
Нет, это было невозможно!
Или так оно и было?
Страхи и сомнения, которые одолевали меня, были самыми неподобающими для римлянина по отношению к своей рабыне какой бы красивой, соблазнительной и особенной эта рабыня ни была. Я испытал сразу много противоречивых, сбивающих с толку эмоций, но больше всего я испытывал беспокойство.
Где сейчас находилась Бетесда?
Я решил, что моим следующим шагом будет поиск труппы актеров пантомимы. Такие труппы были печально известны тем, что не имели постоянного места жительства, переезжали с места на место, чтобы в случае чего успеть избегнуть наказаний властей, но наверняка кто-нибудь смог бы навести меня на их след. Последние два года я провел в Александрии, зарабатывая на жизнь тем, же чем и мой отец, заводя контакты и раскапывая компромат на других. Теперь я должен был использовать эти навыки для себя.
Итак, остаток своего дня рождения я провел, разъезжая по Александрии и расспрашивая об актерской труппе пантомимов Мельмака. Люди сразу поняли, о ком я говорю; — «Ах, труппа с дрессированной обезьянкой, - говорили некоторые, или — та, с двумя очаровательными игроками на свирели, — или (чаще всего) — та, с той восхитительной молодой актрисой, которая бегает по улицам голышом!» Многие люди также кивали, когда я описывал им человека с белой полоской, разделяющей волосы и бороду пополам, хотя вряд ли кто знал их руководителя Ликоса по имени.
Все знали труппу Мелмака, но никто и понятия не имел, где они живут и как с ними связаться. Любопытно, что в таком перенаселенном городе семеро мужчин, одна девушка и обезьянка, были такими заметными, когда этого хотели, и настолько неприметными за сценой.
Задавая некоторым своим знакомым вопросы о труппе пантомимов, я как бы случайно упоминал о набережном рынке, просто чтобы узнать, был ли там кто-нибудь из них в тот день. Как оказалось, некоторые из моих знакомых действительно ходили туда за покупками или, по крайней мере, проходили через рынок. К сожалению, я не встретил никого, кто видел бы двух девушек, соответствующих моему описанию Бетесды и Аксиотеи, пока, ближе к концу дня, я не заглянул к паре пожилых евнухов, ушедших в отставку с королевской службы и живших вместе в прекрасно обставленной квартире недалеко от дворца.
Их звали Кеттел и Беринус. Они никогда не просили у меня денег за информацию, но всегда, казалось, рады были меня видеть, усаживали на удобный диван, зажигали немного благовоний и заботились обо мне, как тетушки о любимом племяннике. Оба евнуха были кладезем информации о частной жизни практически любого, кто был связан с дворцом, но по своему опыту я понимал, что на них нельзя было положиться полностью; они были склонны давать волю своему воображению. Поскольку они специализировались на дворцовых сплетнях, у меня не было причин думать, что они что-то знают о Мелмаке, да они и не знали. Но когда я упомянул о прибрежном рынке, их брови взлетели вверх.
— О, у них там самые красивые украшения! — Кеттел, который был невероятно толстым, поднял одну руку. Огромная масса плоти свисала с ее конечности, как куриная бородка. Он потряс пухлой рукой, позвякивая браслетами на запястье. — Я купил там сегодня этот прекрасный бронзовый браслет.
— И заплатил слишком много! - сказал Беринус, который был настолько же худощав, насколько его спутник толст. Он коснулся кусочка лазурита, который висел на цепочке на его костлявой шее. — А я купил это красивое ожерелье за половину цены того отвратительного браслета.
— Обе работы отлично сделаны, - сказал я.
Кеттел захихикал от комплимента. Беринус захлопал ресницами и протянул руку, чтобы поправить парик. Я считал само собой разумеющимся, что оба евнуха брили головы, но даже в уединении их дома я никогда не видел ни одного из них без изысканных и дорого выглядевших накладных волос.
— В котором часу вы были там, на рынке? — спросил я, стараясь говорить, как можно небрежней.
— О, незадолго до полудня, —- ответил Кеттел. — Немного пораньше там цены слишком высокие. Придешь позже - все хорошее расхватают.
— Понятно. Вы случайно не
