— Ну и насчет процентика от прибыли потом обсудим, — потирая ладони, добавил Пантелей.

— Хорошо, — я не стал с ним спорить. Процент от прибыли — хорошая мотивация, только вот, боюсь, разговор о размере этого процента будет жарким. — Завтра в десять утра начинаются официальные мероприятия. Так что позвонить и пожаловаться на наш произвол не получится. У вас будет целый день, чтобы прибрать там все к рукам и навести порядок.

— Никакого произвола! Мы будем действовать исключительно в рамках правового поля. Есть новый директор, есть приказ об увольнении старого. Вот бумаги, забирайте свои вещи, выход вон там, — в нем явно пропадает большой артист.

— Именно так, — я кивнул, — может быть, еще охрану сменить? И лучше ехать сразу с аудиторской компанией. Пусть все проверят. Мало ли что.

— Насчет аудиторов согласен, договорюсь. А охрану менять смысла нет. Охранное агентство центром занимается. Покажу им бумагу, и все, они наши.

— Хорошо, поехали! — Я встал и направился на выход. Ефросинья, до сих пор прибывающая в ступоре от происходящего, отправилась за нами.

Припарковавшись сбоку от мэрии, мы зашли в местную канцелярию. Оформление бумаг много времени не заняло. Цыпко тут не просто хорошо знали, а явно уважали. Многие сотрудники подходили и жали руку, пытаясь выяснить, как им жить дальше и насколько все переменится с приходом новых людей. Тот отвечал кратко, что время покажет, и не стоит суетиться.

Когда мы выходили из здания, я обратил внимание, что у главного входа ведутся подготовительные работы к завтрашней церемонии.

— Жалко, что не получится зайти попрощаться, — Пантелей Семенович печально смотрел, как на фасад здания монтируют большую фотографию моего деда. На ней он был в парадной форме, на груди висели награды. Лицо спокойное и суровое, как бы спрашивает: ты уверен в том, что делаешь? Если уверен, то делай!

— Жалко, — согласился с Цыпко я, — но это можно сделать и позже. Всегда есть возможность заехать на кладбище.

Затем мы зашли в аудиторскую фирму, которая находилась через два здания, и заключили договор. Пришлось внести предоплату в размере ста рублей. Они подкинули идею: объединить все компании в одну и взять на себя основную бухгалтерию. Так, типа, будет легче. Обещал подумать. На заводе с этим было просто, там минимум бумаг, а вот то, что я туда же арт-пространство добавил, их единственного бухгалтера сильно напрягало и пугало.

По-хорошему, для Холкина мы собирались создать другое юридическое лицо, но на это требовались время и деньги. Поэтому пока оставили все на «Хадыж-крем». Сразу выдал поручение Ефросинье — пусть отрабатывает зарплату, посчитает, как выгоднее, предупредив, что пока денег нет, но Станислав обещал, что в течении недели пойдут оплаты от арендаторов и станет полегче.

Так незаметно в делах пролетело время, и мы все той же компанией отправились на ужин домой к Цыпко. Не смог я отказать, когда так настойчиво приглашают.

Ну, что сказать про ужин и семью Ефросиньи? Было немного завидно. Мама, папа, младший брат и даже бабушка. Большая, дружная семья, которая очень тепло приняла меня. Окружили заботой, накормили от пуза и долго не хотели отпускать.

Поздним вечером я вернулся в особняк и обнаружил, что место в гараже уже занято шикарным «БМВ». Были мысли устроить Владу за это какую-нибудь пакость, но я решил не опускаться до его уровня и просто забил. Прошел через гараж, чтобы никому не попадаться на глаза, поднялся по боковой лестнице к себе в комнату и, приняв душ, лег в кровать.

Душевное состояние оставляло желать лучшего. Боль от смерти деда так никуда и не ушла. Стоило расслабиться — и она тут же вернулась. Уснул я только под утро. Разбудил меня настойчивый стук в дверь — через полчаса меня ожидают на завтраке.

Что рассказать про завтрак? Он прошел под руководством Ольги Александровны. Она познакомила меня со своей семьей. Три мужа, две дочки, пятнадцати и девяти лет, и Влад. С некоторыми из них я раньше встречался. Несмотря на наличие мужчин в семье, Ольга подавляла. Она была не просто главой семьи, я бы назвал её, скорее, генералом в юбке. Стоило кому-нибудь начать говорить чуть громче допустимого, ей было достаточно взгляда и неуловимого движения брови — и нарушитель смиренно умолкал. Да, похоже, своих она выдрессировала по полной. Не дай бог стать зависимым от этой женщины!

После завтрака к подъезду подъехали лимузины. Следуя командам Ольги, мы расселись по машинам. Меня разместили рядом с одним из её мужей и старшей дочкой, мрачной девушкой пятнадцати лет. Дорога прошла в молчании.

Потом была торжественная церемония. Мы всей семьей стояли у гроба с телом, при этом меня ожидаемо поставили в самом конце, как самого дальнего родственника, хотя уверен, что, кроме меня и Ольги, никто из них особо с моим дедом и не общался.

Гости подходили к телу деда, прощаясь с ним, затем подходили к нам, высказывая свои соболезнования. Людей было много, и большинство из них искренне переживали из-за смерти моего деда. Здесь были и люди из высшего общества, и купцы, и простые работники. Бесконечный калейдоскоп лиц и бесед утомил. Ближе к концу церемонии появился десяток крепких немолодых мужчин. Молча попрощавшись с дедом, они подошли к нашей семье и так же молча каждому из нас пожали руки. Один из них задержался рядом со мной.

— Илья Березин, — представился мужчина, пожав мне руку, — командир отряда группы быстрого реагирования.

— Виталий, — пожал ему руку в ответ.

— Скину тебе свой номер, — продолжил он, твердо глядя мне в глаза, — многие из нас обязаны твоему деду жизнью. Если будет нужда, обращайся, — больше ничего не добавив, развернулся на месте и вышел из зала.

После окончания церемонии мы поехали на кладбище, где прошла церемония с участием церкви. После этого тело деда наконец-то захоронили в семейной усыпальнице. Я был полностью опустошен и, когда мы вернулись домой, мечтал только об одном — лечь и отдохнуть. От долгого неподвижного стояния гудели ноги, да и есть уже нешуточно хотелось. Тетушка, видя наше состояние, смилостивилась и отпустила всех, дав строгий наказ спуститься примерно через час.

Этого времени мне хватило, чтобы немного прийти в себя. Ко мне забежала Татьяна Леонидовна и принесла поднос — большую тарелку супа и чай с пирогами. Она сидела напротив и смотрела, как я ем. Осмотрев свою комнату, я понял,