интересов, иначе говоря, торговля не должна была становиться инструментом закабаления в руках иностранцев. Мариано Морено, претендовавший на ведущую роль в новом правительстве, говорил: «Дружелюбно принимая иностранца, мы учимся у него всему лучшему, что было создано его цивилизацией, перенимаем достижения его промышленности и делимся с ним сырьем, которым природа нас щедро одарила. Но при этом не следует повторять ошибку тех народов, которые позволили более сильным странам надеть на себя оковы». В первую очередь под «более сильными странами» подразумевались британцы, превосходно умевшие использовать торговлю в политических целях.

Хунта разрешила свободный экспорт серебра и золота, отчего в казну потекли деньги, прежде оседавшие в карманах контрабандистов. Богатые испанские торговые дома были крайне недовольны тем, что у них, откуда ни возьмись, появилось множество конкурентов, но у испанцев с каждым днем оставалось все меньше возможностей для влияния на ситуацию. Но патриотам рано было успокаиваться, ведь совсем рядом находился такой оплот роялистов, как Монтевидео, от которого в любой момент можно было ожидать нападения.

Реорганизация армии, которой занимался Морено, привела к увеличению ее численности за счет дополнительного призыва мужчин в возрасте от восемнадцати до сорока лет. Среди креолов и индейцев было довольно много людей, не имевших постоянной работы, которые перебивались поденными заработками. Для них солдатское жалование и сытный паек были весьма привлекательны. Что же касается эффективности, то война с британскими интервентами показала, насколько хорошо могут воевать вчерашние грузчики и пеоны. Важным новшеством стало уравнение в правах офицеров-индейцев с остальными офицерами – отныне они могли служить в любых соединениях, а не только в тех, которые были укомплектованы индейцами. Это стало началом внедрения полного и абсолютного равенства граждан, независимо от их происхождения и цвета кожи, а также способствовало росту популярности патриотического движения среди индейцев, которые были главной опорой новой власти в провинции.

Подавляющее большинство провинциальных кабильдо не спешило выражать поддержку патриотам; представители местной власти всего лишь наблюдали за развитием событий, а обеспокоенные нововведениями богатые землевладельцы собирали вокруг себя роялистов. Казалось бы, латифундисты[63] должны быть безмерно благодарны хунте за возрастание экспорта, но наряду с этим хунта издавала декреты, идущие вразрез с их интересами. Например, был ограничен процент по ссудам, предоставляемым крестьянам. Прежде проценты могли составлять до половины ссуды (когда тебе некуда деваться, согласишься на любые условия), но хунта запретила взимать более шести процентов. Также был упорядочен убой скота, который при скачках цен на шкуры или жир производился в огромных объемах – погоня за сиюминутной выгодой дестабилизировала животноводство. Отныне на убой скота в больших количествах нужно было получать у местных властей разрешение. Опять же, стимулировался не только экспорт, но и импорт, а это вызывало у местных производителей опасения, что привозные товары могут оказаться конкурентоспособнее местных. Отношение новой власти к индейцам тоже вызывало беспокойство у помещиков, которые привыкли держать индейцев в долговой кабале и считали такое положение дел нормальным. Большинство богатых землевладельцев были креолами, и они приветствовали бы освобождение от испанского владычества, если бы оно не сопровождалось нежелательными для них переменами.

Надо сказать, что взгляды радикалов, таких как Хуан Кастельо и Мариано Морено, сильно опережали реалии своего времени. В частности, они настаивали на немедленной национализации золотых и серебряных рудников, а также на перераспределении земли, которую намеревались отбирать у контрреволюционеров и отдавать патриотам или индейцам, у предков которых эта земля была когда-то отобрана. Короче говоря, Эрнесто Че Гевара был далеко не первым аргентинским коммунистом… Но другим членам хунты удавалось удерживать своих пылких товарищей от крайностей, которые могли бы привести к краху столь удачно начатого движения к независимости.

Рупором Первой хунты стала «Гасета де Буэнос-Айрес», с которой началась история демократической аргентинской прессы. Наличие собственной газеты имело огромное значение для пропаганды патриотических идей среди населения. При этом редакция газеты обладала полной самостоятельностью, Хунта не вмешивалась в ее деятельность, поставив только одно условие – не выступать против правительства.

Для оздоровления государственного аппарата очень важное значение имел декрет, изданный 3 декабря 1810 года. По нему запрещалось назначать на чиновные должности лиц, родившихся за пределами Ла-Платы. Таким образом, всем испанцам был перекрыт доступ к управлению. Неприязнь к испанцам и всему испанскому, будучи закономерной и обоснованной, нередко приводила к крайностям – таким, например, как декрет Первой хунты о высылке всех неженатых испанцев из Буэнос-Айреса. Необдуманное распоряжение породило множество проблем и было воспринято в обществе как несправедливое. Действительно – зачем высылать испанца, который помолвлен с местной девушкой и собирается осесть в Буэнос-Айресе? Что хорошего в разрушении семейного счастья? А что скажут испанцы, поддержавшие новую власть (среди мелких служащих таких было много)? За поддержку их награждают высылкой? Хунте пришлось издавать новый декрет, освобождавший от высылки сторонников революции, тех, кто собирался создать семью в Буэнос-Айресе, и тех, за кого могли поручиться местные жители. Дело закончилось тем, что, кроме отъявленных контрреволюционеров, никого не выслали.

История с несостоявшейся высылкой испанцев наглядно продемонстрировала такое весомое преимущество новой власти, как ее близость к народу и умение прислушиваться к мнению народа. Да – было принято неверное решение, но после того, как оно не получило одобрения в обществе, его скорректировали, а по сути, отменили. Все ошибаются, но не все способны исправлять свои ошибки.

Но, как известно, никогда не бывает так, чтобы к хорошему не примешивалось бы плохое. Большой проблемой нового правительства стал его председатель, у которого очень сильно взыграло честолюбие и обнаружились диктаторские замашки. Кроме того, по многим вопросам мнения членов хунты кардинально различались. С учетом сложившейся обстановки пришлось ввести правило, согласно которому исполнению подлежали документы хунты, подписанные как минимум четырьмя ее членами, в том числе и одним из секретарей.

Мариано Морено

Наибольшие разногласия среди членов хунты вызывал вопрос о государственном устройстве независимой страны, которая тогда еще не называлась Аргентиной. Морено считал, что в Хунту не должны входить депутаты из провинций, поскольку в провинциях преобладают контрреволюционные настроения, а контрреволюционеров никоим образом нельзя допускать к исполнительной власти. Провинциальные депутаты могут заседать в конгрессе и заниматься там разработкой законов, но в Хунте им делать нечего. В общем, Морено настаивал на диктатуре Хунты, что отчасти было обосновано сложившейся политической ситуацией, но грозило различными осложнениями, вплоть до повторения якобинского террора.[64] Опять же – без представительства провинциальных депутатов в правительстве власть этого правительства на территории всего вице-королевства не могла считаться легитимной. Правда, у патриотов был один довольно убедительный аргумент, выдвинутый Хуаном Хосе