«Младшенький мой, что ты надумал, ведь нарты — враги чинтов, они угоняют наш скот, они убьют тебя!»

Так я сказала сыну, но такой ответ услышала от Ногая:

«Наши князья нападают на нартов, нарты нападают на нас. Но разве люди должны воевать с людьми? Люди должны «воевать с нелюдью! Это поймет Урызмаг, и никто не тронет меня в нартском селении, ибо нарты гостеприимны и благородны».

Вот и отправился мой младший, Ногай-Коротыш, просить Урызмага о подмоге, но пропал он без вести. То ли нарты его убили, то ли он сбился с пути и погиб в безлюдном месте, то ли пал в бою с чудовищами. А я живу одна, и со мной только слезы о моих сыновьях…

Урызмаг давно не плакал, с тех пор как из колыбели впервые ступил на землю, а сейчас заплакал. Так и плакали вдвоем: старуха — материнскими слезами, Урызмаг — богатырскими слезами. Вытер слезы Урызмаг и сказал:

— Мать, а ведь Урызмаг-то — я. Вместе с твоим младшим сыном совершил я набег на одноглазых, погиб Ногай в бою, но в моем сердце загорелась отвага Ногая, и ненависть его загорелась в моем сердце, и правый гнев Ногая вспыхнул во мне. Помог я твоему сыну, и мы вдвоем уничтожили братьев-чудовищ.

Старуха посмотрела на Урызмага заплаканными глазами, и такими были ее слова:

— Уже не ждала я своего сына, а дождалась тебя. Ты вошел в мой дом, и мне показалось, будто все три мои сына, живые и здоровые, вернулись ко мне.

Урызмаг дал несчастной женщине из чинтского племени все золотые и серебряные слитки, которые он взял в пещере одноглазых, и сказал ей:

— Я — твой сын, ты мне мать, поедем в селение нартов.

И они поехали, сын и мать, в селение нартов. И старуха из племени чинтов с тех пор не знала одиночества, и нарты свято хранили память о ее сыновьях.

Как родилась песня о нартах

Те, для кого повествуется наша повесть, наверно, давно хотят спросить у нас: как мы узнали о нартах? Откуда нам известно, что у Солнца и Луны родилась дочь Сатаней? Как дошло до нас, что умела Сатаней превращаться в лисицу, создавать волшебное звездное небо? И вправду ли никогда не старилась златокудрая Сатаней? И не выдумка ли, что Урызмаг поднялся на небо в воздушном бурдюке и на заоблачной тверди уничтожил свирепого, красноликого бога засухи? И не вымышлена ли порода одноглазых, этих нелюдей, глупых и злобных врагов рода человеческого?

Ничего мы не выдумали, ничего не вымыслили. Все, о чем повествуем, — сущая правда, все было на самом деле, только очень давно, в те времена, которые длились до наших времен. Повесть наша пересказывает песню, а песня для того и родилась, чтобы прошедшее ожило и стало нынешним. Мы знаем не только о подвигах нартов, об их нравах и обычаях — нам хорошо известно и о том, как у нартов родилась песня.

Расскажем все по порядку.

Был в нартском селении молодой богатырь по имени Кятаван. Был он метким стрелком, удачливым охотником, выносливым пастухом. Но разве другие нарты были менее удачливы на охоте, или не так метко стреляли из лука, или не так бережно пасли стадо? Почему же мы завели речь о Кятаване? Откуда его слава и когда она засверкала? А тогда засверкала, зашумела его слава, когда Кятаван запел. Да, да, Кятаван был первым человеком, запевшим песню. Вот как это случилось.

Кятаван охотился в горах. Он забрел в глухие места. Полно было там разнообразной дичи. Когда Кятаван натягивал тетиву богатырского лука, подкралась к нему в густой траве зеленоцветная змея и ужалила в ногу. Нестерпимая боль пронзила нарта до самого сердца. Чуть живой, с трудом он дополз до берега реки, до того места, где росло широкоствольное дерево.

Кятаван прижался к дереву всем своим горячим, недужным телом. Но так как его тело, даже страдая от боли, обладало нартской мощью, то дерево свалилось под его тяжестью в реку и понесло охотника вниз по бурной горной воде. Распухшая нога Кятавана погрузилась в холодную реку. Кятаван, прильнув к стволу дерева, плыл и плыл по течению. Вот уже его дом показался на высоком берегу, и, ослабев от боли, Кятаван позвал на помощь. Но необычно звучал его голос. Кятаван и сам толком не понимал, что произошло, только чувствовал, что не слова из его уст вылетают, а звуки, напоминающие говор Горной реки, что у звуков этих есть некая мера, что похожи они друг на друга, как волны реки, но не повторяют, однако, друг друга, а сходство их таково, каково сходство между листьями одного дерева. Еще не знал Кятаван, что звуки составят песню.

В теле нарта была боль, ибо его ужалила змея, в сердце его была надежда, ибо он увидел на берегу свой дом, а песня рождается от боли и надежды, и Кятаван, хотя не знал этого, запел, и звуки были такими:

— Рари́ра, ра́йда, ра́ша! Рари́ра, ра́йда, ра́ша!

Многомудрая Сатаней полоскала в это время в реке белье. Она увидала человека, плывущего по реке, услыхала его голос и сказала соседям-нартам, ибо Урызмаг был в это время в походе:

— Кто-то плывет по реке и стонет, стонет странным, мерным стоном. Смысла нет в этом стоне, но ясно, что несчастный стонет, потому что тонет. Спасите его!

Нарты быстро побежали к реке. Они думали о том, как спасти утопающего, но вместе с этой думой в их сердце загорелась удивительная мысль: как складно сказала Сатаней: «Несчастный стонет, потому что тонет!»

Нарты бросились в реку, подплыли к Кятавану. Нога его страшно распухла. Вытащили богатыри своего сотоварища из воды, понесли его в селение, к многомудрой Сатаней. Встали они в ее доме вдоль стены, а Сатаней принялась дуть на распухшую ногу. Стало Кятавану легче, боль постепенно утихала, но ослабел охотник, еще не совсем вернулось к нему сознание, и он тихо повторял те звуки, которые напевал, когда его уносило бурное течение горной реки:

— Рарира, райда, раша! Рарира, райда, раша!

Нарты, собравшиеся в доме Сатаней, как бы радостно подчиняясь неведомой, непонятной, но доброй силе, начали вполголоса подпевать Кятавану, — они пели, еще не зная, что такое песня. То ли думали они, что мерные звуки приносят