Но, разумеется, полудемон и вампир прошли как к себе домой. Ворвались, танцуя, в новое логово Дургина Калоффа, шагая по трупам крыс, цыган и бандитов. Но напоролись на минотавров.

— Туда гномы продавали тех, кто подсел на наркоту, — тихо рассказывал мне Паганини, — Кланы же озабочены своим имиджем, а миносы всегда были падки на разную дрянь. Вот там её жрать можно сколько угодно, синдикаты не привередливы. Только здесь всё было не так.

Когда на Эмму и Эриха набежали обколотые и нанюханные здоровяки, наша красотка и её уже обожравшийся потихоньку кровищи приятель только обрадовались. Но зря. Во лбу каждой угашенной коровы с топором светился голубой символ…

— И они вас так уделали? — не выдержал я.

— Нет, не они, — мотнул головой мой сородич, — И даже не следующий, кто вылез. Очень большой, очень искаженный минос. С механической рукой, безглазый, уродливый… Было трудно, но мы их всех убили. Дургин нас так.

— Гном? — охренел я.

— Гном, — кивнул спасенный вампир, — Обычный гном, размахивающий секирой одного из дохлых минотавров. У него во лбу ничего не светилось. Только спина. Белым.

Опа.

— Деталей, извини, не расскажу, Конрад. Старри будет решать… если выживет. Пойду в госпиталь. Нужна кровь. Ты со мной?

— Нет, дома отопьюсь, — отбрехался я, с трудом вставая на ноги.

Почему-то мне не хотелось знать ответ на вопрос «выжила ли Эмма».

Пожалел ли я о своем гордом уходе? Еще как. Что бы у нас в потрохах не бултыхалось, оно крайне негативно относится к резкой растрате «на всю котлету». Выданная мной импульсом волна ужаса была самым криворуким, самым диким и самым дурацким методом растраты вампирических сил. Проще говоря, я потратил всю канистру бензина, чтобы зажечь маленький костерок. Благодаря шоку и частичному омертвлению легко получилось выдержать неспешный разговор с ломателем Камней-Кровавиков, но подъехав к дому, я уже ощущал неистовый крышесносящий голод полумертвого вампира.

Как назло, перед порогом хаты терся очень молодой мумук, изнывающий от скуки.

— О! — возбудился он при виде меня, — Вы же дядя Арвистер⁈ Ну, Шпилька рассказывала, что…

— Тссс… — прошипел я, аккуратно отодвигая полуговядину со своего жизненного пути, — Потом.

— Да я всего на минуту! — почти обиженно вякнул этот малыш, — Просто хотел узнать…

— Ребенок. Я вампир и очень… очень голоден. А ты молодой и вкусный. У-хо-ди.

На последнем слоге он уже был в районе «Отвернувшегося слона», причем, двигаясь по Малиновой с превышением скорости. У нас тут не больше двадцати можно ехать, а мумук выдал все шестьдесят.

— Нузачемтыего! Онменяждал! — из дому выкатилась миниатюрная деловая колбаса по имени Анника, тут же укатившаяся вдаль. Ноль внимания, фунт презрения на всяких там Арвистеров.

И хорошо. Она тоже вкусная.

Поневоле начнешь ценить то, что Шеггарт большую часть времени сидит в своей мастерской, воняющей лаками, красками и деревом. Его запаха почти никогда не чую.

Это очень хорошо в моменты, когда у Конрада так не задался день.

Глава 5

Невыносимые святые

С утра организм припомнил мне всё за последние триста лет. Перенапряжение после выброса было настолько серьезным, что я только и мог, что лежать на кровати без возможности куда-либо сдвинуться. Алиса, чуя свободу и независимость, громко ходила по дому, стукая, шкрябая и звеня тарелками. Шегги в кои то веки от неё решил не отставать и что-то начал сверлить. Умом я понимал, что они просто не знают, что я дома (телефон у меня отключить силы вечером нашлись), но вот душой их простить никак не мог. Радостный голос прибежавшей к обеду Шпильки стал последней каплей моих страданий, так что я восстал.

…и ушел из этого вертепа бодрых и жизнедеятельных существ. Туда, где любят, ценят и понимают. Может быть, не меня, но деньги, но хорошо же иметь и такое место?

— Подожди, у меня что-то со слухом. Ты попросил меня, ангела, о стакане живой теплой крови? — не поняли, не оценили и не полюбили меня в лице бармена по имени Валера.

— Здесь, в Омниполисе, мы не очень-то и сильны в расовых предрассудках, — прохрипел я, едва не падая лицом на стойку, — Тем более, когда речь идёт о барменах. Будь другом, налей, а? Помираю.

— Конрад, ты сейчас пошатнул основы моего понимания термина «всепрощение». Я не уверен, что теперь верю в него. Что понимаю его смысл и значение. Они теперь иллюзорны, Конрад.

— Валера, не нуди. Дай мне хоть что-нибудь, что поможет мне хоть чуть-чуть прийти в себя и я оставлю тебя в твоем алкоголизме и унынии. Пойду исполнять свой долг обществу. Кстати, я ищу священника в интересах одного демона. А плохо мне, потому что я вчера самоотверженно и бескорыстно спас полудемона и вампира. Ну же, Валера. Немного крови. Пожалуйста.

— Кажется, я допился… — пробормотал запросто различающий правду житель Верхнего мира, проводя рукой по лицу, — … или же мне снится кошмар.

— Просто ты медленно и болезненно расстаешься с глубокой внутренней убежденностью в том, что примат духа довлеет над бытием, — вздохнул я, — Процесс необратим и всепоглощающ, но скоро станет неощутимым.

— А что довлеет над бытием? — тоскливо спросил ангел и болезненно икнул, — Что?

— Хаос, разумеется, — удивленно поднял я бровь, устав в процессе, — Хаос великий и неделимый, иронично выделивший ничтожно малую часть себя на наше всё, Валера. Всё бытие. И повинуясь не воле, а иронии, ты найдешь мне немного крови, потому что мы с тобой, падший ангел, братья по хаосу. Его провозвестники в этом мире и в других.

Позади меня тихо всхлипнули по орочьи. Ангел, выпавший в осадок, возвел очи горе и замер соляным столпом. Его нимб нервно мигал. Я тихо страдал за стойкой, смиренно ожидая результатов перезагрузки крылатого. Внезапно на стойку стукнулся высокий стакан. Потянув носом, я чуть было не застонал — коктейль «четыре орчанки»! Прелесть! Моя прелесть!

Моя…?

Прелесть…?

— Мы тебе его дадим, если поможешь вытянуть своего большого друга на свидание! — рожица Василисы была хитрой, алчной и пошлой, прямо как у её столпившихся позади сестер.

— Дудки! — моментально отреагировал я, — Дружбанов на девок не меняем!

— Ну и…