— Выглядит очень… — он покрутил вешалку в руках. — Экстравагантно. — Вернул на прежнее место и проговорил уже жёстко, хотя и спокойно: — Если ты выбираешь бельё по моему приказу, Мира, это не значит, что я не разбираюсь, что к чему. Тем более это не значит, что у меня нет вкуса.

— А что же это значит?

— Только то, что я хочу, чтобы это сделала ты, — как и в гостинице, он взял меня за подбородок. Неожиданно сжал так крепко, что я едва не вскрикнула. Поморщилась, а он продолжил: — Запомни: никогда не пытайся сделать из меня идиота. Никогда, Мирослава. Добром это для тебя не закончится.

— Отпусти, — оттолкнула его руку.

Отошла от него, чувствуя, как колотится сердце. Неожиданно во рту пересохло, руки задрожали, но уже не от злости. Поспешно я вернулась к предыдущей стойке. Перебрала комплекты и, убедившись, что дымчато-серый нужного размера и формы, взяла его. За ним — потрясающий белый и нежно-фиалковый с лёгкой серебристой отделкой.

Каждый из них походил на произведение искусства. На цену я больше не смотрела. Молча подала Якову. Поймала его взгляд и сказала:

— Если у тебя есть чувство вкуса, реши сам. Мне нравятся все три. Что понравится твоей близкой знакомой, я понятия не имею.

Молча он забрал его. По традиции американских фильмов ему бы стоило взять все три, но белый он повесил обратно почти не глядя. Два же оставшихся понёс к кассе.

— Я могу идти? — ему в спину.

— Нет, — положил комплекты перед девушкой. Кивком велел ей оформлять покупку, сам же повернулся в пол-оборота. Возле кассы находилась ещё одна стойка, большие буквы у которой гласили: «sale».

Пока консультант убирала покупку в пакет, он разглядывал стойку и висящее на ней бельё.

— Это в отдельный, — положив рядом с девушкой ещё один комплект, распорядился он.

В голову закралось нехорошее подозрение. Яков расплатился, взглядом указал мне на дверь и, едва мы вышли, подал пакет с последним комплектом мне.

— Мне ничего от тебя не нужно, — взять его я даже не подумала.

— Нужно, — он даже не возразил мне. Он сказал это так… как будто отдал очередной приказ. — Не станешь же ты отрицать, что мне об этом известно не хуже, чем тебе? — пренебрежительная усмешка в уголках рта и взгляд, от которого я вначале вспыхнула, а потом не нашла ничего лучше, чем выпалить:

— Сволочь! — схватила пакет и швырнула ему в лицо.

Ловко поймав его, Яков схватил меня за руку.

— Не возьмёшь сама, я заставлю тебя надеть это прямо тут, — от голоса его по телу пробежали мурашки. — Будь послушной девочкой, Мирослава.

Я вспомнила про сестру, про Тамару…. Что у него на уме?!

Он опять подал мне пакет, и я выхватила его. Заметила урну и тут же наткнулась на взгляд Серебрякова. Бумага зашуршала, когда я сдавила пакет пальцами. Заставив себя сделать вдох, холодно осведомилась:

— Что дальше?

— Дальше… — придерживая за локоть, он повёл меня к машине. — Дальше ты наденешь это бельё и придёшь завтра обслуживать мой номер.

Я опять едва не задохнулась: от негодования, от его уверенности в том, что ему всё можно. Вырвала руку и остановилась.

— Я не буду обслуживать твой номер. Я написала заявление на увольнение.

— И что дальше? — машина моргнула фарами, он открыл дверцу.

Говорить про две недели мне не хотелось. Что дальше?! Завтра рабочий день…

— Я тебе скажу, что дальше, — в ответ на моё молчание. — Дальше у тебя два дня отработки.

— Две недели, — зачем-то сказала, сдавшись.

— Два дня, — повторил он.

Я вскинула голову. Он ничего не перепутал… Ничего. Смотрела ему в глаза и понимала — он никогда ничего не путает.

— Да, Мира. Два дня. И эти два дня ты будешь обслуживать мой номер. А сегодня… На сегодня можешь быть свободна.