— Тогда мёрзни… — прошептал он и прошёл ещё пару ступенек…

Остановился.

— Дверь открыта, можешь погреться, но ничего не трогай, — вдруг добавил мужчина и быстро побежал по лестнице…

— Как скажите мастер… Мастер, а… где у вас туа…

— На улице! — закричал Линь Фан, запрыгнул на верх лестницы и едва ли не рванул вдоль шоссе. Он бежал с минуту, пока не вымотался и его не схватилась отдышка; тогда мужчина оглянулся и, убедившись, что проклятого ребёнка больше не слышно, выпрямил спину и дальше медленным шагом пошёл по направлению, где уже разгорался, затмевая звёздное небо, город.

Линь Фан шёл к нему, сминая мягкие купюры в своём кармане.

Сегодня мужчина снова собирался навестить бордель.

7. Границы Гордости

О необходимости навещать более-менее официальные местечки для официального удовлетворения своих физических — и душевных — нужд Линь Фан понял как раз после того случая, когда на нервах, после визита к «незарегистрированному» специалисту, надумал себе болячку, после чего долго и очень целомудренно просил Су Мяо себя осмотреть. Когда же ей это надоело, и она всерьёз и как-то страшно пылая глазами предложила «осмотр», Линь Фан как будто очнулся, окстился и оказалось, что в действительности с ним всё в порядке, и что это были просто нервы.

Но с тех пор мужчина перестал подбирать девушек, — часто без определённого места проживания, что неудивительно, учитывая сколько они с него брали и на что тратили свои доходы, — на улицах и стал постоянным, хоть и не регулярным, клиентом борделя. Единственного на весь город, если это место вообще можно было назвать городом. В большинстве своём на луне-свалке проживали рабочие — мусорщики, которые занимались распределением и переработкой отходов, и их семьи. Обитали они в огромных многоэтажках, которые, несмотря на недавнюю реставрацию, всё равно напоминали бетонные муравейники. Только теперь с тут и там растущими персиковыми деревьями да газончиком, на котором валялись пивные баночки.

Кроме сереньких жилых зон было ещё несколько развлекательных кварталов, и вот они, на фоне блеклой жилой застройки, пестрели как цветы в потёртой шине. Всюду горели вывески, намазанные раствором из толчёных духовных кристаллов, по улицам сновали толпы, люди то и дело валились на землю, слишком пьяные, чтобы подняться, и тогда их тащили за ноги и сбрасывали в кучи, где пьянчуги должны были «отрезвляться» до первых лучей солнца, барахтаясь среди себе подобных.

Благо, такая печальная участь ожидала только бедняков, у кого не осталось после бурной ночки ни единого духовного кредита в кармане. У Линь Фана их тоже больше не было, однако купленное им время ещё не закончилось, а потому все прискорбные картины были спрятаны от него за двойными шторами, а шум, гам и крики улицы не пропускали к нему звуконепроницаемые стены.

Мужчина лежал на белой кровати в красной комнатке, накрытый по пояс одеялом. Рядом с ним была девушка, совершенно голая, но тоже прятавшая всё ниже пояса под белым покрывалом и прижимавшаяся внушительной грудью в белый матрас.

Спина девушки изгибалась.

У неё было милое, юное и немного пухленькое личико, немного даже миниатюрное на контрасте с её пышными формами. Волосы её, пшеничного цвета, были заплетены в короткие косички, которые овевали голову. На её губах, розоватых, без помады, сияла тусклая и ровная улыбка.

Линь Фан смотрел на облезший краешек обои в углу потолка; потом он повернулся и взглянул на девушку. Вдруг мужчина схватил её и одним движением уложил на себя: теперь её ноги извивались в его ногах, а груди соприкасались бы с его грудью, если бы между ними не протянулось белое покрывало. Достаточно дешёвое покрывало, заметил Линь Фан. Грубое.

— Ещё…? Тогда вам нужно заплатить… — промолвила девушка.

— Я на мели. Можно хотя бы полапать на сдачу? — усмехнулся Линь Фан и провёл рукой по спине девушки, нежной и мягкой, и ниже… Девушка улыбнулась.

— …Жожо, я же у тебя как постоянный клиент, так? Ты тут одна в моём вкусе… Я уже же говорил, мне приятней когда со мной на ты, — сказал Линь Фан, убрал руки с девушки и заложил их себе за голову. Она у мужчины была лёгкая, полная алкогольного дурмана.

— Как скажешь… Сир, — улыбнулась девушка.

— Можно и без сира… Хм? — Линь Фан вдруг почувствовал холодок у себя на груди. Он приподнял голову и заметил золотистый кулон на шее девушки, который спадал ему чуть ниже ключицы. Мужчина взял его и приоткрыл, и на секунду в глазах девушки загорелся и сразу погас огонёк.

— Кто это? Клиент? — спросил Линь Фан, разглядывая фотографию внутри кулона — старика примерно пятидеся… Мужчины в самом расцвете сил.

— Он… — Жожо замялась и отвела взгляд.

— Мой отец… — сказала она после заминки, а затем приподнялась и присела на край кровати. Линь Фан тоже присел и посмотрел на её голую спину. Жожо напряжённо уставилась в стену, и мужчина понял, — сейчас будет монолог. Его рука сама собой потянулась к бутылке ликёра на шуфлядке возле кровати, но бутылочка оказалась лёгкой и пустой.

— Ничего, просто… Просто… Он задолжал некоторую суму важным людям, и теперь я работаю… Чтобы выплатить его долг.

— Вот как… Грустно история, да… — кивнул Линь Фан и выглянул в небольшую щёлочку между штор, в которой переливаясь сверкал оживлённый город. Мысли мужчины были немного спонтанными, рваными. То и дело они терялись в хмельном дрёме. Настроение Линь Фана, за очень короткий промежуток времени, успело несколько раз поменяться. В какой-то момент он просто завис, а потом обнаружил, что снова и снова повторяет про себя это слово: «долг».

Долг, долг… Мужчина и сам кое-что задолжал, но уже, наверное, никогда не сможет этого вернуть… Линь Фан пощупал золотистое колечко в своём ухе. Потом ему почему-то вспомнилась та малявка, которая осадила его дверь, и настроение мужчины совсем скисло.

Он уже давно не мог никому помочь, не мог ничего сделать… Сегодня он потратил всю свою заначку за пару месяцев, и на что? На визит в бордель? Мужчина пропитался к себе злым отвращением, но не жалостью. Жалости он к себе не терпел, и потому так разозлился, когда утром снова пришёл этот проклятый конверт…

Стоп.

Вдруг Линь Фану вспомнился конвертик, который он выбросил в мусорную урну. Мужчина сглотнул, повернулся и спросил:

— Говоришь, задолжала? А сколько…

Глазки Жожо, которыми она смотрела на пол, вспыхнули.

— Стой, в смысле… Не важно сколько. Будь здесь. Это наше какое там «свиданьице»? Седьмое? Юбилей получается. Не принимай больше клиентов сегодня, я