Глава 2

Эпоха Николая I (1825–1855)

1

Великий князь Николай Павлович

Николай Павлович Романов родился в 1796 г., когда умерла его бабка Екатерина Великая и взошел на престол его отец Павел I. В отличие от Александра и Константина, его к императорству никто не готовил, поскольку третий сын императора по общему правилу не должен был царствовать.

Николай получил типичное дворянское образование того времени: в первую очередь военные науки, слово Божье и «геометрия с географией». Сам он увлекался естественными науками и инженерией, неплохо чертил, а вот гуманитарные науки его не очень интересовали.

Кроме того, цесаревичи, которые рано или поздно должны были стать императорами, неизбежно пользовались огромным вниманием императорского двора и придворного общества, обзаводились своим малым двором, который после прихода к власти становился актуальным и влиятельным. Соответственно, многие стремились попасть в свиту цесаревича. Наследники престола приходили во власть, как правило, со своей командой проверенных лиц. Ничего этого у Николая не было.

Александр и Константин были гораздо старше его, общались с Николаем мало и к государственным делам почти не подпускали.

Да и подданные знали его плохо. Знала его разве что гвардия, но с плохой стороны, поскольку после возвращения из заграничных походов Николай пытался ее дисциплинировать, считая разболтанной, отвыкшей от строевой подготовки и наслушавшейся вольнолюбивых разговоров. В результате произошло несколько скандалов с участием гвардейского генералитета.

В 1817 г. Николай женился на принцессе Фридерике Луизе Шарлотте Вильгельмине Прусской[96], принявшей православие с именем Александра Фёдоровна. У них было семеро детей. Так случилось, что ни у кого из сыновей Павла Петровича Романова, кроме Николая, не было сыновей. У Александра и Михаила, самого младшего из братьев, рождались только девочки, да и те рано умерли, а у Константина вообще не было детей. К тому же Константин был женат на католичке и вообще не рвался в императоры, хотел жить в Польше, подальше от Санкт-Петербурга.

А вот у Николая в 1818 г. родился сын Александр, не просто великий князь, а цесаревич – настоящий наследник престола со всеми вытекающими обстоятельствами, что значительно повлияло на дальнейшие события в империи.

2

Замешательство при восшествии на престол

После Венского конгресса, который подвел итоги войн с Наполеоном, Александр I в кругу близких стал все чаще говорить о своем уходе от дел. Больше всего эту тему он обсуждал с братом, цесаревичем Константином.

Летом 1819 г. Александр I сообщил младшему брату Николаю и его супруге, что его преемником будет он, а не Константин.

Первоначально эта тема обсуждалась в семье скорее как прихоть или навязчивая идея Александра. Большого значения, кроме тревоги, этой истории придано не было.

В начале 1820 г. и далее тема о престолонаследии и наследнике обсуждалась императором с цесаревичем Константином, а также с Московским архиепископом Филаретом и князем Голицыным.

Великий князь Николай Михайлович Романов обращал внимание на то, что «вопрос назревал постепенно», но после женитьбы Константина на польской графине Грудзинской в 1820 г. «стал на очереди и подвергся семейному всестороннему обсуждению, хотя и тайному». 14 января 1822 г. Константин письменно отказался от престолонаследия, «передав сие право тому, кому оно принадлежит после меня, и тем самым утвердить навсегда непоколебимое положение нашего государства»[97]. 16 августа 1823 г. Александром был тайно утвержден и подписан в Царском Селе Манифест[98] о наследовании престола Николаем в обход Константина.

В положении самого Николая после этого ничего не изменилось: он как был бригадным генералом и главным инженером российской армии, так и остался. Ни к каким более важным государственным делам Александр его допускать так и не стал.

После смерти Александра I Николай присягнул Константину.

«Что сделали вы, Николай? Разве вы не знаете, что есть акт, который объявляет вас наследником?»[99] – упрекала его мать, вдовствующая императрица Мария Фёдоровна.

Константин находился в это время в Варшаве и наотрез отказался занять престол, и даже лично прибыть в Петербург, чтобы полностью разрешить дворцовый кризис. В результате в течение двух недель в Российской империи, с одной стороны, было два императора, а с другой – ни одного. В Санкт-Петербурге и Москве распространялись слухи о насильственном отречении и даже заточении Константина.

Этот казус, закончившийся невиданным до этого переприсяганием, послужил поводом для мятежа 14 декабря 1825 г. Николай знал о готовящемся перевороте[100] и успел опередить заговорщиков, проведя эту самую переприсягу рано утром до того, как декабристы вывели свои войска из казарм. Произошедший казус Николай Павлович попытался прояснить с помощью Манифеста о вступлении на престол.

Для этого призывается Н. М. Карамзин, но текст Николаю не понравился, и он поручает эту работу М. М. Сперанскому, который составляет Манифест о вступлении на престол Государя Императора Николая I, где подробно излагает суть путаницы, возникшей из-за отказа Константина от престола, произошедшего задолго до описываемых событий и хранившегося в тайне даже от членов царской семьи до самой смерти Александра I. «Жить единственно для любезного Отечества, следовать примеру оплакиваемого Нами Государя; да будет Царствование Наше токмо продолжением Царствования Его, да исполнится все, чего для блага России желал Тот, Коего священная память будет питать в Нас и ревность, и надежду стяжать благословение Божие и любовь народов Наших», – провозглашалось в манифесте. К сожалению, этому пожеланию не суждено было полностью сбыться. В результате мятежа погибли люди.

Мотором попытки переворота стали члены Южного (Украина) и Северного (Санкт-Петербург) тайных обществ.

Практически все декабристы были дворянами, причем многие из них относились к самым родовитым фамилиям, но выступали они отнюдь не от лица своего сословия, а, скорее, против него. Это был мятеж людей служивых, военных и штатских, которые не видели возможности приложения своих сил и способностей в рамках патримониальной бюрократической системы, характерной для доправовой патерналистской монархии.

Декабристы хотели присягнуть конституции, т. е. государству, а не персоне – императору, но сами нарушили закон. Это был первый звонок, указывавший на необходимость коренного изменения системы управления империей. Бунтовали не простолюдины, задавленные беспросветной жизнью, а дворяне, у которых в принципе все было хорошо и которым было что терять.

Двор и царская семья оказались в растерянности, надо было разбираться в причинах и следствиях, или, проще говоря, ответить на вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?»

Николай понимал, что почти 600 представителей золотой дворянской молодежи, выявленных следствием, пустились во все тяжкие не из-за скверного характера или природной склонности к заговорам. Он чувствовал некоторую правду на их стороне и приказал секретарю следственной комиссии А.