— И что же искали? — спрашивает священник и выжидающе смотрит на Саану.

— Просто наслаждалась здешними красотами, бродила по старому кладбищу, — говорит Саана первое, что пришло в голову. Она решила особо не распространяться о своем Деле.

— Я вас вроде раньше тут не встречал, — говорит мужчина и выходит.

— Да… — неуверенно соглашается Саана. Ей почему-то не хочется продолжать разговор. Хочется как можно скорее оказаться у тети и записать свои впечатления от кладбища и могилы Хелены.

— Уже побывали внутри? На церковь стоило бы взглянуть, — говорит мужчина, рукой указывая на строение.

— Еще нет, — отвечает Саана и не знает, нужно ли сообщать священнику о том, что она неверующая.

— Тогда приходите, вам будут рады. Ну, если захотите, — быстро добавляет мужчина и улыбается. — Церковь нашей Хартолы всегда рада гостям. Когда что-то тревожит, люди знают по крайней мере одно место, где им помогут, и одного человека, который выслушает, — произносит мужчина и указывает на себя. Он всегда выслушает.

— О, понятно, — говорит Саана, отчаянно желая исчезнуть. Ей всегда было неуютно в компании священнослужителей. Саана роется в сумочке и достает оттуда телефон. Она бросает взгляд на экран и делает вид, будто внезапно получила сообщение — что-то срочное, надо бежать.

— Ну, мне пора. Все уже заждались, — торопливо выдавливает из себя Саана и поворачивается к дороге.

Священник машет Сааниной спине рукой в знак прощания, потом неспешно уходит обратно к церкви. Саана же несется, почти бежит, и чувствует, как этот давний трагический случай разбудил ее, вернул к жизни. Любопытство и воодушевление смешиваются в душе Сааны со щемящей тоской. Как же мало успела повидать на этом свете Хелена! Осиновые листочки мерцают и шелестят на легком ветерке, вот и первые капли дождя летят с неба, превращаясь на земле в крохотные пятнышки. В этот момент Саана переходит на бег и обещает себе: все обязательно услышат о Хелене, она не будет забыта.

ЛЕТО 1989, ХАРТОЛА

Хартола, скромно пристроившаяся у Национальной дороги номер 4, была поселением со своей особенной атмосферой и неспешным укладом жизни. Пара магазинчиков, почта, полицейский участок, пекарня. Заправка Kesoil, бар Unioni, колледж Восточного Хяме. В центре Хартолы по площади ничто не могло сравниться с кладбищем. Мертвых почитали усерднее, чем живых. Хартола была королевской общиной, которую, согласно преданиям, настоящий король посетил в 1802 году. Она напоминала затхлый воздух в доме, простоявшем без присмотра неизвестно сколько времени. Замерший музей так и манил своей самобытностью, но начинал нехотя делиться малоприятными деталями, стоило лишь хорошенько присмотреться. Велосипеды, клубника на каждом углу и восхитительный хлеб на закваске. Ветхие дома. Рты, полные историй и сплетен. Косые взгляды, загадочное молчание. Секреты. Мало-помалу на ярком свету Хартола обретала совсем иные очертания. Единственная королевская община Финляндии, невесть что о себе возомнившая. В застоявшемся воздухе, хаотично поблескивая в лучах солнца, кружились пылинки. Простые рабочие и большие шишки. Усадьба Коскипяя и красная ветряная мельница. Тайнионвирта. Смерть.

Хелена сидела в комнате, почесывая Нойманна. Вообще, поначалу Нойманн был отцовской охотничьей собакой, но Хелена постоянно с ним возилась, и в итоге псу разрешили спать в доме. Ему и место отвели — в комнате Хелены, прямо под постером группы Dingo[15]. Через какое-то время Нойманн перестал интересоваться охотой, посвятив всего себя заботливой Хелене, — отец сдался и махнул на эту парочку рукой.

Клубничная ферма семьи Тойвио впечатляла своими размерами и устройством. Она состояла из красного жилого дома, отапливаемого хлева, теплицы и большого гаража, где хранились все инструменты и располагалась кладовая. Раньше фермой владели дедушка и бабушка Хелены. Теперь — ее родители. «Смена поколений», — сказал отец в час икс. Никто даже не улыбнулся. В семье все были лютеранами, ревностно чтущими Слово Божье. Таким не пристало смеяться. Пускай веселятся развратники и шалопаи, а также те, у кого на плечах не лежит целая ферма. По весне клубника выжимала из семейства Тойвио все соки. Не очень-то тянуло посмеяться. Однако и серьезные люди умеют радоваться жизни, просто по-своему.

В доме Хелены каждый день подавали клубнику. Осенью и зимой — из холодильника, летом свежую.

— Неужели не надоела еще? — спросила однажды Хеленина лучшая подруга Йоханна.

— Никогда не надоест, — ответила Хелена.

Тем летом песня «Я помню тебя, Элейн»[16] постоянно играла в голове Хелены, аккомпанируя прогулкам по тихим тропкам или густому ельнику. Ее любили крутить по радио, которое Хелена тихо-тихо слушала по вечерам одна в своей комнате. Ей так хотелось быть для кого-то такой вот Элейн. «Каков мой путь — не в этом суть, / Хоть день на дворе, хоть ночь». Тайком, когда никто не мог увидеть, Хелена пританцовывала у зеркала, нарядившись в чудесное красное платье с белыми кружочками и очень глубоким вырезом. Ей уже исполнилось пятнадцать, но родители продолжали делать вид, что по дому бегает маленькая девочка. Хелена разглядывала себя в зеркало, вертелась и так, и эдак. Она замечала, как меняется ее тело, как очертания становятся более волнующими и женственными. Полностью принимала эту метаморфозу и вздыхала от томительного ожидания. Ожидания… чего-то. Этим летом все должно измениться. Она станет взрослой.

Каждое лето Хелена работала в ларьке с клубникой, и этот год не стал исключением. Ягодная должность была ей на роду написана.

Она продавала собранную утром клубнику сорта «полка» в ларечке на небольшой торговой площади прямо перед магазином S-Market. Дела шли по-разному, так что порой Хелене приходилось выстаивать за прилавком целый день.

«Клубничная ферма Тойвио желает всем чудесного лета!», «Край родной — клубничный, край чужой — черничный», «Клубники — выше крыши!» — такими милыми табличками Хелена украшала свой ларек. Многим эти таблички поднимали настроение. Но безоговорочным фаворитом была лучезарно улыбающаяся ягода клубники, нарисованная на деревяшке. Из года в год она служила главным украшением Хелениного места.

— Я вам так скажу: как вижу ту радостную клубнику, так и вспоминаю, что лето на дворе, — сообщила однажды местная беззубая старушка. Да и детишкам этот рисунок очень нравился: поравнявшись с Хеленой, они всегда подмигивали ему, плетясь за родителями. «Хелена хорошая», — говорила окрестная ребятня. «Хелена — добросовестная девочка и учится прилежно», — наперебой твердили учителя. «Хелена нравственно чиста и непорочна», — утверждали родители. Но в душе самой Хелены теплились и другие желания, кроме как быть послушной, приятной и ответственной. Хелена превращалась в молодую женщину, голодную до авантюр.