Казалось, она только что закрыла глаза, когда звериные крики, эхом отдающиеся от стен, вырвали её из глубокого сна. Если бы кровать не была частично огорожена бортами, она бы упала на пол. Ударившись плечом об одну из сторон кровати, она полностью проснулась. Эти страдальческие, измученные звуки заставили её содрогнуться. Де Совтер. Его крики изменились — ярость смешалась с агонией, как будто он боролся со своим мучителем и был наказан самым варварским образом.

Она выбралась из постели, дрожа в темноте. Огонь в очаге догорел до тусклого отблеска тлеющих углей, которые отбрасывали тени на пол. Луваен использовала кончик камыша для того, чтобы зажечь свечи, дабы она могла найти свою шаль и натянуть влажные ботинки. Она подула на руки, согревая их, и достала пистолет вместе с запасом кремня, пороха, оболочкой пули и шомполом. Её пальцы устремились за оставшимися двумя круглыми свинцовыми шариками в маленькой сумочке, прежде чем схватить один. Она положила его на ступеньку кровати рядом с оружием. Перезарядка пистолета была медленной работой, особенно с неуклюжими от холода руками, и она проклинала свою непредусмотрительность, потому что не сделала этого перед тем, как заснуть.

Что за безумие овладело этими людьми, раз они не обращали внимания на звуки, доносившиеся из нижних покоев замка? Её собственная сестра не проявляла никакого беспокойства по поводу страданий де Совтера. В отличие от Циннии, Луваен не поверила ни единому слову заверений Эмброуза, что его хозяин не умирает и его несчастья были как постоянными, так и временными. Она отказывалась прятаться в своей комнате и надеяться, что крики прекратятся. Она сама узнает, какие ужасы ждут её внизу. По крайней мере, тогда она будет знать, придется ли ей сегодня вечером посадить Циннию на Плаутфута и бросить вызов метели в темноте или подождать до утра, когда взойдет солнце, и она сможет видеть достаточно ясно, чтобы поджечь эти отвратительные розы, прежде чем уйти.

С заряженным пистолетом и свечой в руке она, накинув шаль на плечи, высунула голову в пустой, освещенный факелами коридор. Дверь в комнату Циннии была закрыта. Неужели ей приснился этот ужасный вой? Ещё один крик расколол тишину — она определённо не спала. Она попыталась открыть дверь Циннии: та распахнулась от её прикосновения. Луваен зарычала. Неужели девушка так доверяет, что не пользуется замком или засовом?

Цинния съежилась под стопкой одеял на огромной кровати, частично скрытая тяжелым балдахином кровати. Она что-то пробормотала во сне, и Луваен вздохнула с облегчением. Их семья шутила по поводу способности Циннии спать под шквалом пушечного огня. Учитывая шум, доносящийся снизу, она поблагодарила всех богов в пределах слышимости, что её сестра спала так крепко.

Она была в затруднительном положении. Разбудить Циннию, чтобы та заперла дверь и провела следующий час, споря с ней, или оставить её в покое и спуститься вниз одной. Ни один из вариантов не был приемлемым. В конце концов, она позволила Циннии поспать, рассудив, что здесь живёт колдун: ни один простой замо́к или зарешеченная дверь никогда не выдерживали мощного заклинания, наложенного умелой рукой.

Она закрыла за собой дверь и на цыпочках спустилась по узкой лестнице, ведущей в большой зал. Сам зал был погружён во тьму, очаг остыл. Под ширмами, отделявшими зал от кухни, плясали отблески света. Луваен вошла в сердце крепости, следуя за стонами и воем, доносившимися с другой небольшой лестницы, расположенной в углу. Лестница спускалась в кладовую, ведущую в коридор, который резко поворачивал налево. На одном конце мерцало больше света, и вместо криков раздались голоса. Первым она узнала Гэвина.

— На этот раз всё гораздо хуже. Я никогда не видел, чтобы он так страдал.

Хотя Луваен не могла его видеть, она услышала в голосе сына страх и беспокойство за отца. Один из узлов внутри неё ослабел. По крайней мере, кого-то ещё в этом печальном нагромождении камней, кроме неё, тошнило от отвратительных звуков.

Эмброуз ответил ему:

— Поток сильнее. Ты это ощущаешь?

— Да. Я чувствую себя искалеченным, будто из меня вытянули все силы. Но он сильнее всех нас вместе взятых, чтобы пережить такую пытку.

— Он всегда был таким.

Луваен стояла неподвижно, бесстыдно подслушивая. Она подпрыгнула и чуть не выронила свечу, когда из темноты донесся голос Эмброуза:

— Подслушиваете?

Она сжала шаль и прошла через низкую арку, отделявшую её от мужчин. Арка привела к круглой камере, расположенной вокруг глубокого колодца. Вдоль изогнутых стен тянулись кладовые, некоторые пустые, другие заполненные бочками или мешками с зерном. Две из них были закрыты деревянными дверями, сильно укрепленными железными петлями и тяжелыми прутьями поперек небольших щелей. Замки́, мерцающие голубым светом, удерживали их закрытыми. Гэвин и Эмброуз стояли перед одной из них, дыхание испарялось из их носов и ртов в холодном воздухе. У Гэвина был испуганный взгляд.

— Госпожа Дуенда.

Эмброуз свирепо посмотрел на неё, по крайней мере, так ей сначала показалось. Он был без очков, и Луваен подумала, что, может быть, это было больше похоже на прищур.