В последний день работы во второй смене девочки в основном обмывали кости. Потом разложили ботинки вдоль места раскопа, стараясь подобрать, чтобы они подходили друг к другу. Поставили так, будто их владельцы выстроились в ряд, а затем по одному ботинку стали передавать в яму. Каждый ботинок проходил через все руки. Потом их обложили камнями и засыпали землей. И каждый взял в руки лопату и со всех сторон стали кидать землю. Когда камни были засыпаны землей, все оставили лопаты и почтили память павших минутой молчания.

Всего на месте раскопа нами было найдено 85 погибших. Четырнадцать было поднято до нас, следовательно, всего 99 человек. Остальные, видимо, погибли в других местах побережья" (из дневника экспедиции).

* * *

— Погоди, дай припомнить... стой!

Мы кричали: "Ура"... Потом

Я свалился в окоп пустой

С развороченным животом.

Крови красные петушки

Выбегали навстречу дню,

Сине-розовые кишки

Выползали на пятерню.

И с плеча на плечо башка

Перекидывалась, трясясь,

Как у бонзы или божка,

Занесенного в эту грязь.

Мы эту грязь помнили, недаром неделю шарили в ней руками, доставая то, что осталось от тех, кто когда-то рухнул в нее.

Где-то плачущий крик "Ура"...

Но сошел и отхлынул бой.

Здравствуй, матерь-земля, пора!

Возвращаюсь к тебе тобой.

У нас было право прочесть эти строки Павла Шубина как свои и от имени людей, чьи кости, бережно передавая друг другу, обмывали чистой озерной водой как великую драгоценность. Мы это право заработали.

Ты кровавого праха горсть

От груди своей не отринь.

Не как странник и не как гость

Шел я в громе твоих пустынь.

Я хозяином шел на смерть,

Сам приученный убивать,

Для того, чтобы жить и сметь,

Чтобы лучшить и открывать.

Стихи легко ложились в наши души, там оставалось место как раз для них. Мы понимали человека, их написавшего, и понимали тех, о ком они были написаны.

Над рассветной твоей рекой

Встанет завтра цветком огня

Мальчик бронзовый, вот такой,

Как задумала ты меня.

И за то, что последним днем

Не умели мы дорожить,

Воскреси меня завтра в нем,

Я его научу, как жить!

Эти строки были нам как откровение, может быть, и впрямь воскресала в нас душа молодого десантника из 85-го МСБ. Так сливались прошлое и настоящее. Мы чувствовали, что пережили те, наши ребята, уже зажатые в смертном кольце и понимающие, что только минуты отделяют их от небытия.

Непримиримость

В патронник загоню патрон.

Затвор поставлю на предохранитель.

Готово всё для похорон, —

давайте, что ли, подходите.

Берите...

Но запомните одно:

ох, дорого вам это обойдется!

коль скоро мне греметь на дно,

то вам меня сопровождать придется.

Я жизнь свою задаром не отдам.

Умоюсь я — и вас умою кровью.

Мы смерть разделим пополам,

и вашу долю — вам я приготовлю.

И то, что это всё-всё болтовня,

вы сами в этом скоро убедитесь,

и прежде чем приняться за меня —

вы за себя сначала помолитесь.

Пускай глаза мне выклюют вороны,

и белый свет я больше не увижу, —

до самого последнего патрона

не принимаю нас и ненавижу…

Все это так и было. Юрий Белаш знал, о чем писал. Иначе не мог бы донести до нас лихорадочное биение мысли десантника в тесном окопе, у самого Лаезера ожидающего последней атаки егерей.

Я кончил!

Ровен сердца стук.

И отжимаю я предохранитель.

Ну, что ж вы заскучали вдруг?

Давайте, суки, подходите!..

И все-таки не только кости десантников нашли мы в этой экспедиции. Мы нашли себя.

С самого первого дня работы в болотном раскопе определилось отношение жителей к нашим ребятам, делающим, по их мнению, "святое дело". С участниками экспедиции незнакомые люди здоровались на улице, нам в подарок несли рыбу, ягоды. В магазине ежедневно, без очереди, давали два ведра молока, и ни одного раздраженного или обиженного взгляда из группы женщин у прилавка не было брошено в нашу сторону. А ведь эти женщины стояли в очереди за тем же молоком, которое сюда привозили...

Мы, в свою очередь, старались не оставаться в долгу. Специально выделяемые отрядом группы оформляли местную школу, помогали на сенокосе. В свободное время наши художники, студенты Московского художественно- промышленного училища, ходили на этюды, а потом устроили выставку своих рисунков в поселковом клубе. После окончания раскопок и захоронения десантников отряд подготовил для местных жителей большой концерт. Наши ребята во главе со студентом МХПУ Женей Паком вырезали из огромного ствола старой сосны скульптурное изображение матроса и вкопали этот памятный знак в каменистый берег Ондозера на месте высадки десанта.

"Все время думаю, каких хороших людей мы здесь встречаем", — писала об этом времени студентка педвуза Жанна Малашенко. На годы запомнятся всем участникам экспедиции песни у костра на берегу ночного озера, когда приходила к нам местная молодежь, ясные солнечные дни, запах свежей смолы и большой воды. Очень светлые и чистые отношения связывали всех участников экспедиции, а это были очень разные люди. Так что главным оказались не масштабы работы, а то, как в эти трудные дни высветились для ребят отношения друг к другу, отношения с окружающими людьми, отношение к делу ради этих других людей, вчера еще не знакомых.

Ради них, живых и мертвых, мы здесь жили, ради них, а не ради своего отряда мы здесь работали. Оказалось, что для большинства из нас из всего этого родилось ощущение счастья. "Меня поразило, как нас встречали: