И вдруг сорвался… Миг ужасный!

Стоял я пред толпой неясной:

Я видел: двигались в мерцающих лучах

Полу – скелеты, полу – люди,

У них просвечивали груди,

И плоть лохмотьями висела на костях,

То мертвецы по виду были

И все ж ходили, говорили,

И все же тайная в них жизнь еще была.

Они о чем – то совещались,

И то кричали, то шептались:

Гром падающих скал, хруст битого стекла…

Я изумлен был несказанно.

Вдруг вышел из толпы туманной

И подошел ко мне один из мертвецов.

Вопрос я задал боязливый,

Он поклонился молчаливо,

И в этот миг затих шум странных голосов…

«Мы судим…» – он сказал сурово.

«Мы судим…» – повторил он снова,

И подхватили все, суставами звеня:

«Мы многих судим, строго судим,

Мы ничего не позабудем!»

«Но где ж преступники?» – спросил я.

На меня взглянул мертвец и усмехнулся,

Потом к собратьям обернулся

И поднял с трепетом костлявый палец ввысь.

И точно сучья в темной чаще,

Грозой взметенные летящей, —

Все руки черныя и четкия взвились,

И, угрожая, задрожали,

И с резким лязгом вновь упали…

Тогда воскликнул он: «Преступники – вон там,

На берегу страны любимой,

По воле их на дно сошли мы

В кровавом зареве, разлитом по волнам.

Но здесь мы судим, строго судим

И ничего не позабудем…

Итак, друзья, итак, что скажете в ответ,

Как мните вы, виновны?»

И стоглагольный, жуткий, ровный,

В ответ пронесся гул: «Им оправданья нет!»[71].

По части картины красного террора (не основного, устроенного после «окончательного» установления советской власти в Крыму в 1920 году, а, так сказать, предварительного, на смену которому пришел белый террор, ставший предметом изображения в пьесе М. Булгакова «Бег») это стихотворение сопоставляется со «Стихами о терроре» М. Волошина. Однако, как нам представляется, оно, помимо отображения текущих событий, в своей расплывчатой туманности явно кинематографического происхождения является также предчувствием и других жертв – не только классово-цивилазационной, но и гендерной войны.

Что имеется в виду? Современная мода, обнажающая женщин, ведет европейскую цивилизацию к депопуляции (вымиранию), утверждает известный врач и культуролог Леонид Китаев-Смык в своей фундаментальной монографии «Психология стресса. Психологическая антропология стресса» (М., 2009). Даже на своих территориях она все больше замещается другими этносами, в обыденной жизни которых есть запреты на даже частичный эксгибиционизм (оголенность сексуальных признаков). Место европейцев на земле замещают народы, хранящие целомудрие и закрытость своих женщин, и тем самым берегущих также и своих мужчин. Модное подчеркивание женских прелестей, провоцирующее у мужчин сексуальное вожделение, можно рассматривать как создание «сексуального стресса». Из-за него включается сложный внутриорганизменный комплекс «сексуальной отверженности», завершающийся импотенцией и раком. Об этом пишет Для наглядности и понимания физиологии данного процесса ученый приводит пример из жизни животных. Самка в животном мире инстинктивно ищет лучшего самца, более способного для воспроизведения жизнестойкого потомства – и при этом отбраковывает, отвергает худших самцов. Но вожделение у тех все равно остается, оно не удовлетворено и подавлено. Содержание андрогенов у них в крови сохраняется среднеповышенным, то есть онкологически опасным. У регулярно отвергаемого самкой самца средний уровень андрогенов способствует развитию доброкачественной аденомы простаты; в большинстве случаев это ведет к сексуальной импотенции. Благодаря этому «не лучший» самец даже случайно не сможет оставить «не лучшее» потомство. Таким механизмом отбраковываются слабые, «не лучшие» самцы в популяции. Однако некоторых «не лучших» самцов аденома не лишает сексуальных возможностей. Чтобы и они не создавали «не лучшее» потомство, включается эволюционный «механизм» исключения их («не лучших») уже не только из числа сексуально-активных, но и живых членов стаи, популяции, рода. У них доброкачественная опухоль – аденома простаты – перерождается в смертельно-губительный рак. В науке накопилось достаточно данных о том, что аналогичные процессы происходят и у людей. На протяжении последних десятилетий заболевание аденомой и раком простаты, как эпидемия, поражают мужчин в странах с европейской цивилизацией. К началу двадцать первого столетия уже у 40 процентов мужчин обнаруживается аденома. Она есть у половины европейских мужчин старше сорока лет. Американские патологоанатомы выявили рак простаты у 80 процентов мужчин, умерших старше шестидесяти лет. Иными словами, многие из них не дожили до трагических проявлений этой болезни. В мусульманских странах такого роста мужской онкологии нет.

Любое возбуждение должно сопровождаться соитием – таков закон природного механизма, – утверждает ветеран экстремальной медицины и культуролог Л. Китаев-Смык. Эрос между мужчиной и женщиной – инструмент воспроизводства рода, он во всех проявлениях полезен организму. Поэтому традиционные религии поощряют брак и супружеские отношения. Если же возбуждение провоцируется часто и безрезультатно, то перестает осознаваться, погружаясь, вытесняясь в подсознание. К частому созерцанию женских прелестей на улицах, в офисах, в городском транспорте мужчины как бы привыкают, даже перестают замечать свое эротическое вожделение. Однако погруженное в подсознание сексуальное возбуждение мужчин продолжает выплескивать в кровь андрогены, но уже не в онкологически безопасном количестве, а с канцерогенной дозировкой – включаются эволюционные механизмы «отбраковки самцов-неудачников». В среднем городской житель видит такие «сигналы» по 100–200 раз в день. В итоге, часто возбуждающийся, но неудовлетворенный мужчина получает изнутри своего организма мощную канцерогенную, разрушительную атаку, которая и приводит к онкологическому исходу. «Многие женщины XXI века буквально роют могилу мужскому здоровью своими обнажёнными ногами и глубокими вырезами. Каждая красавица, отправляясь на свидание в топике, делает всего одного – счастливцем, а десятерых по дороге – инвалидами. Стриптизерш вообще можно назвать «оружием массового поражения», уже превратившим западную цивилизацию в общество больных мужчин», – говорит Л.А. Китаев-Смык в своем интервью газете «Ассалам»[72]. Как сказал герой первой советской эротической сцены в кинокомедии «Полосатый рейс», снятой, конечно же, отчасти в Крыму, благодаря тому, что сценарист Виктор Конецкий с помощью прошедшего через дорого ему обошедшийся гумбертизм Александра Каплера, превратил угрожавшего ему белого медведя, вырвавшегося на свободу при транспортировке с острова Врангель в Мурманск, в южных тигров (что также не обошлось без медиализирующего посредничества истинного гения нынешнего крымского места Н.С. Хрущева), в южных тигров: «Хотите верьте – хотите нет».

Мужское и женское, внешнее и внутреннее, субъективное и объективное, индивидуальное и социальное разошлись так существенно, что они выступают как две несоизмеримые реальности, два целиком различных языка или кода, две различных системы эквивалентностей, две крайних точки распавшегося социального повествования – «экзистенциальной